Шрифт:
Илюша был в этот вечер очень оживлен. Речь его была свободна, движения легки. Провожая гостей, он взял Варю под руку, забыв при этом о своей обычной застенчивости. Варя шла молча, не глядя на него, медлительная и сосредоточенная. Только подходя к своему дому, она вдруг подняла на Илюшу темные неподвижные глаза и, в упор разглядывая его лицо, спросила:
– Ну, а что дальше?
– То есть как - дальше?
– не понял Илюша.
– Так всю жизнь и будете искать несуществующий цветок папоротника?
Илюша ничего не ответил. Варя молча оглядела его и отвернулась:
– Ну, я пошла. Прощайте!
Она резко отделилась от группы, простилась со всеми кивком головы и вошла в калитку.
Володя уныло поглядел ей вслед и, вздохнув, поплелся домой. Длинная сутулая тень тащилась за ним, как привязанная к ногам тяжесть.
Оленька лукаво покачала головой и состроила сочувственную гримаску:
– Сильна, как смерть! Мальчик расстраивается! Вы не замечаете?
Она тихонько засмеялась и взяла Илюшу под руку:
– Вы меня проводите немного?
Они пошли по безлюдной улице. Оленька жила на Финляндской, возле тюрьмы, близко к городской окраине. Путь был далек, но ни одному из них не показался длинным. Ночь была ясна и прохладна. В высоком чистом небе стояла полная луна.
Илюша услышал тоненький голосок:
– Я в вас сегодня влюблена! Вы были чудный!
Она подняла голову и обратила к нему белое лицо. Илюша чуть наклонился. Губы их встретились.
Впереди чернели окраинные Мхи. У ворот Оленьиного дома они снова поцеловались, и Оленька убежала, вздрагивая и бормоча:
– Добренький и милый вы, милый, честное слово!
Илюша остался один. Он стоял на пустынной ночной улице. Он думал о друзьях - о новых друзьях, с которыми расстался всего несколько минут назад, и о тех, с которыми разлука длилась уже годы. Рыбаков, Ситников, Красков, Никишин… Где они теперь? Суждено ли им исполнить свою клятву? И какими они будут, сойдясь на условленном перекрестке? Как бы хотел он увидеть их сейчас… хоть одного из них…
Он шел по шатким деревянным мосткам - медлительный и задумчивый, с наслаждением вдыхая сырой ночной воздух. У ног его по краям мостков зябко вздрагивала осенняя трава. В лунном свете она казалась голубоватой. Он поднял глаза и увидел желтую стену тюрьмы. Она походила на стену уединенного средневекового замка. Вот-вот раскроются тяжелые ворота, и на дорогу выедет рыцарь, бряцая тяжелым, блестящим вооружением.
И вдруг Илюша в самом деле услышал негромкий лязг железа и увидел синий холодный блеск оружия. По середине улицы шагали четыре человека, мерно подымая влажные носки сапог. Трое из них были вооружены и тесно окружали четвертого, невооруженного.
«Должно быть, в тюрьму», - подумал Илюша, трезвея и убыстряя шаги, чтобы поскорее миновать неприятную группу. И он почти миновал её, как вдруг услышал негромкий вскрик:
– Левин… Илья…
Илюша разом остановился, словно споткнувшись о своё так неожиданно прозвучавшее имя. Мерное движение группы вдруг сбилось. Шедший сзади конвоир наскочил на передних. Произошла сумятица. Черные тени у ног людей смешались в бесформенное качающееся пятно. В то же мгновение Илюша увидел обращенное к нему иссиня-белое лицо арестанта и узнал его. В следующее мгновение оно исчезло. Сверкнули острые грани штыков, кто-то грубо выругался, раздался звук глухого удара, и шествие нестройно завернуло за угол.
Илюша остался один. Перед ним была желтая высокая стена. Он повернулся к ней спиной и торопливо зашагал по залитой лунным светом улице.
Софья Моисеевна, увидев сына, сильно переполошилась:
– Что с тобой? На тебе лица нет. Я тебя просила остаться дома. Ну зачем выходить в такую холодную ночь!
– Да, да… - рассеянно пробормотал Илюша, - не надо выходить…
Он бросил шапку в угол и устало опустился на стул. Сердце Софьи Моисеевны тотчас забило тревогу.
– Илюшенька, - сказала она, подходя к нему и ласково гладя по плечу.
– С тобой что-нибудь случилось? Да?
– Я встретил Никишина, - ответил Илюша глухо.
– Боже мой!
– всплеснула руками Софья Моисеевна.
– Ты встретил Никишина? Когда он приехал? И почему ты не привел его с собой? Может быть, ему негде ночевать.
– Ночевать!
– повторил Илюша, подымая на мать пустые глаза.
– Ночевать он будет в тюрьме!…