Шрифт:
— Все-таки, знаешь, мне этот обескровленный молодой человек сомнителен…
— Вот приедешь домой и узнаешь, в чем дело…
— Ну, хорошо, я верю тебе, я должен верить! — согласился Варгин.
Теперь он имел основание верить человеку, называвшемуся Трофимовым; после того как тот шепнул ему несколько слов, чтоб остановить его горячность и неистовство, он узнал в нем своего старого приятеля, Кирша…
Это был Кирш, давнишний приятель Варгина, принужденный скрываться по совершенно особым и очень сложным обстоятельствам. Варгин настолько знал и любил Кирша, что, как только тот открылся ему и дал узнать себя, он присмирел и поверил тому…
LXII
Патер Грубер сидел с братом Иосифом, или Иосифом Антоновичем Пшебецким, за шоколадом.
Они уже сидели так добрых два часа, а ожидаемый ими Варгин, который, по уверению Пшебецкого, должен был явиться и рассказать все, не приходил.
— Будьте покойны, он придет! — с неослабной уверенностью повторил уже в сотый раз Иосиф Антонович.
— Да почему вы так уверены? — спросил Грубер, терпение которого, по-видимому, начало истощаться. — Мне кажется, вы ошибаетесь!
— Я могу ошибаться, — возразил Пшебецкий, — в чем угодно, но только не в этом!
— Однако?
— Дело в том, что я нашел в этом художнике Варгине удивительный субъект для гипноза… А вам известна, кажется, моя сила в этом отношении.
— В вашей силе я не сомневаюсь… — начал Грубер, но Иосиф Антонович перебил его:
— Если не сомневаетесь, тогда верьте!
— Но я желал бы знать, как вы распорядились в данном случае своей силой? Дело мне кажется довольно сложным.
— Напротив, ничуть! Я уже много раз пользовался этим приемом и всегда получал желаемые результаты, находя в загипнотизированных рабски исполнительных помощников, которые с удивительной точностью без страха и колебаний исполняют приказания, причем для этого лишь нужно, чтобы субъект был достаточно впечатлителен, а большей впечатлительности, чем у этого художника, я не встречал. Он должен выполнить с математической точностью все, что я ему велю, и прийти сюда во что бы то ни стало, чтобы рассказать нам.
— А что же вы ему велели делать?
— Приехав к нему и найдя его дома, я сразу увидел, каков он, и мне достаточно было поглядеть на него и подумать, чтобы он впал в гипноз, как это уже случилось, и он был в полной моей власти. Тогда я сказал ему, чтобы он следовал за мною, отвез его в дом Авакумова, сдал Станиславу и поручил тому дать возможность художнику наблюсти за Трофимовым…
— Отчего же вы не поручили это просто Станиславу?
— Во-первых, Станислав недостаточно развит, чтобы понять и запомнить подслушанный разговор, а во-вторых, не забывайте, что мне нужен тут загипнотизированный человек, который, как машина, воспримет все услышанное и, явясь сюда, повторит от слова до слова, хотя бы даже это было на языке, для него неизвестном.
— Неужели это возможно? — полюбопытствовал Грубер.
— Вполне и безусловно. Загипнотизированный не только может запомнить и повторить чужую речь на незнакомом ему языке, но даже сам говорить на нем, если он только когда-нибудь слышал разговор на этом языке.
На этот раз этой протянутой руки было достаточно, чтобы Варгин, как бы привыкший уже к гипнозу, немедленно впал в него.
"Поразительная впечатлительность!" — подумал Трофимов.
— О да! — сейчас же ответил ему Варгин, недвижно растянувшийся в кресле, с открытыми, остановившимися, как у мертвого, глазами.
— Ты, значит, можешь читать мысли? — спросил Трофимов.
— Да.
— И видеть на расстоянии?
— Да, да!
— Тем лучше.
— Я знаю уж, что ты хочешь, чтобы я сказал тебе… О, я скажу, потому что этот человек хотел мне сделать вред… Ты хочешь знать, куда я должен идти? Вот я выхожу на улицу… постой, я забыл надеть плащ— холодно, сейчас! Вот так… теперь хорошо! Я иду прямо, поворачиваю налево… О! Я на Невском! И тут на Невском дом, куда я должен идти. Вот он!..
— Какой же это дом? — тихо сделал вопрос Трофимов.
— Да католической же церкви! Разве ты не знаешь? Какой ты непонятливый!.. Я подымаюсь по лестнице, дверь не заперта… Вхожу… в прихожей никого… потом пустой зал… потом еще комната: тут сидят двое…
— Ты знаешь их?
— Знаю… Один — патер Грубер, а другой — тот, который велел мне прийти сюда. Его Грубер называет "брат Иосиф"…
— Довольно, знаю! — остановил его Трофимов. — Так это брат Иосиф велел тебе прийти к нему?
— Ну, да!.. Только мне при них разговаривать нельзя с тобой, они услышат.
— Значит, он и послал тебя к Авакумову, чтобы следить?
— За тобой… — досказал Варгин. — Только, право, они услышат: и тебе и мне будет худо тогда!
— Уйди от них!
— Не могу! Я должен ему рассказать все… Боже мой! Мне тяжело… ты велел уйти, я ухожу, а мне нужно рассказать ему… мне нужно! Нужно!
Варгин заметался на кресле, и снова конвульсии задергали было его тело.
Теперь он должен был испытать на себе два противоположных влияния двух различных людей, которые подчинили его своей воле. Эти два влияния боролись в нем и причиняли ему страдания, вызвавшие новые конвульсии.