Одна из моих подруг, Катя Козлова, всю жизнь работает в крохотной парикмахерской возле Тишинского рынка. Вам и в голову не придет, что вываливают на нее клиентки, оказавшись в кресле. Катюша в курсе всех проблем своих посетительниц. Кому изменяет муж, кто сама любит сгонять налево, какие у них трудности с детьми, какие болячки… Катька служит для своих баб чем-то вроде психотерапевта. Причем, как правило, женщинам не требуется ни совета, ни помощи, им просто надо выговориться. Американки в подобной ситуации идут к психоаналитику, немки – в церковь, француженки заводят любовника, а несчастной русской бабе некуда податься, никто ее не слушает, не охает, не кивает, не сочувствует. У нас для слива негативных эмоций, как правило, служит семья. Изменил бабе муж, кипит у нее все в душе – хрясь ребенка по затылку!

Опять тройку по математике принес! Да я в твои годы… Нет бы остановиться и призадуматься, господи, что же я делаю? Ну при чем тут сынишка?

Да и сама я в четырнадцать лет имела по алгебре круглую двойку, ан нет! Злоба ищет выхода и вырывается наружу с ужасающим свистом, словно пар из скороварки с забитым клапаном. Нахамил начальник? Отказался прибавить жалованье? Ну-ка, истопчем мужа! Ишь, расселся тут у телевизора в мятых трениках, с бутылкой пива! Да я на него молодость потратила… Ну сейчас ему мало не покажется!

Никто из вас себя не узнал? И как, не стыдно?

При чем тут близкие люди? Слишком часто вымещаем мы на них свою злобу и что имеем в результате? В некоторые квартиры мне трудно войти, настолько там воздух пропитан ненавистью. Но всегда сдерживаться и таить в себе негативные эмоции просто невозможно, поэтому подавляющее большинство Катькиных клиенток, едва она наденет на них пеньюар, раскрывают рот – и понеслась душа в рай.

– Эффект кресла, – ухмыляется Катерина, – на всех действует.

Впрочем, Катя надежнее, чем банковский сейф, в нее спокойно можно слить все и быть уверенным, что она никогда не передаст информацию дальше, да и забывает она по большей части услышанное сразу.

– Баба на выход, – улыбается Козлова, – и моя голова пустая. Иначе с ума сойти можно.

Но не все цирюльницы обладают Катькиной молчаливостью и внутренним благородством.

Чаще встречаются другие.

Садится постоянная клиентка в кресло, мастерица накидывает на нее простынку и с горящими от возбуждения глазами восклицает:

– Слыхали, что у Татьяны случилось? Ну той, из магазина, которая у меня красится?

– Нет, – оживляется клиентка.

– Такая штука приключилась… – начинает выбалтывать чужие секреты парикмахерша.

У нас, женщин, нет не только психотерапевтов, у нас отсутствуют клубы, где дамы собираются вечером, в свободное время, и за чашкой чая самозабвенно сплетничают, перемывая знакомым кости. Желание обсудить чужую ситуацию – невинное занятие представительниц прекрасного пола, и подавляющее их большинство с удовольствием делает это, сидя в кресле у парикмахера.

Как-то раз я спросила у Наташки, своей мачехи, жены Ленинида:

– Ты все у Лены стрижешься? Знаешь, она не слишком хорошо тебя укладывает.

– Да знаю, – отмахнулась Наташка, – безрукая клуша.

– Поменяй мастера, вон их сколько!

Наташка улыбнулась:

– С Ленкой поболтать интересно! Все про общих знакомых растреплет. Знаешь, откуда Машка Ревина деньги на машину взяла?

– Нет!

– Ей жена Витьки дала, – радостно выпалила Наталья, – за то, что Манька от ее мужа отвянет!

Нет уж, буду к Ленке ходить!

Вот поэтому Карина и принялась сразу сплетничать о Маринке. Пока она считала меня очередной клиенткой, все шло прекрасно. Но стоило ей понять, что госпожа Тараканова не собирается укладывать голову, как она испугалась и прикусила язык. Почему? Что еще известно Карине?

Домой я добралась поздно, все уже спали. На кухне стояла коробка сливочной помадки. Я и правда люблю эти конфеты, поэтому подняла крышку и стала уплетать одну за другой. Значит, Анна Кузьминична не поленилась сгонять в супермаркет. Старушка обожает свою Дею и теперь испытывает к Лениниду глубочайшую благодарность.

Наевшись сладким до ушей, я открыла банку с маринованными огурчиками, слопала три штуки и пошла спать. Утро вечера мудренее, не нами придуманная истина. С проблемой надо поспать, не пороть горячку, глядишь, на рассвете придет в голову правильное решение.

Намереваясь встать пораньше, я рухнула на кровать и завернулась в одеяло. Может, и неплохо, что Олег уехал? Во-первых, весь плед мой, никто не будет перетягивать его на себя, во-вторых, Олег храпит. Тот, кто спит с мужем, самозабвенно выводящим рулады, очень хорошо меня поймет. Можно толкать мужика, щипать, свистеть, щелкать языком, переворачивать его с боку на бок – бесполезно. Звук стихает ровно на пять секунд, чтобы потом возобновиться с утроенной силой. А утром ваш супруг, услыхав укоризненное – ну и храпишь ты! – моментально обидится и ответит: