— Вы слышали? — Селим снова воспрянул. — Я же говорил, что я слышал это!

— Пой снова, — приказал Эрл, — пусть это будут отрывки разных мелодий, разделенные паузами.

— Эрл, но я…

— Сделай это, — Эрл был тверд, — ты должна понять, насколько это важно. Если мелодии окажутся идентичными, то, значит, мы имеем дело с отражением волн, не больше, но если ты уловишь отличие, то это может говорить о каком-то разуме недалеко от нас. Поторопись, и не волнуйся, пожалуйста.

Он прослушал мелодию, вслушиваясь в ответный эфир; Селим лихорадочно крутил ручки приборов, пытаясь изменить волну приема.

— Похоже, что эта частота пения — слишком низка, — сказал Эрл, — постарайся петь выше и сильней. Пой выше, звонче!

Майенн послушно изменила тональность пения; при ее голосовых данных технически это было несложно, она слишком волновалась и чувствовала важность и ответственность этих мгновений, но ее голос был хорошо тренированным инструментом, который она могла настроить на нужный лад, волну, тембр — при необходимости. Ее голос нес волшебную, могучую и необъяснимую силу, магию: он мог раздробить хрупкое стекло, заставить закипеть молоко, убить или оживить живое существо — все это было подвластно безграничным возможностям голоса Дженки, его диапазону, его глубине, колдовской силе…

Дюмарест почувствовал, что его мозг, сердце, сознание, уже не в силах выдерживать больший накал чувств, высоты и силы, заключенных в мелодии, которую нес голос Майенн. Он взглянул на капитана, увидел побледневшее лицо, капельки пота, красноту глаз…

— Хватит! — его голос, словно хлыст, заставил Дженку прервать пение, обнажившее натянутые нервы, жилы, кровь.

Трое, пытаясь прийти в себя, напряженно, до боли в сознании вслушивались в звуки, которые донес до них космос словно дуновение ветра, словно голос друга, голос близкого разума… и им стало совершенно ясно: вернувшаяся песнь не была отражением или повторением…

Дюмарест громко и ясно произнес, обращаясь к невидимому соседу:

— С вами говорят с борта корабля, потерпевшего аварию. Вы слышите нас? У нас повреждены двигатели и мы лишены возможности передвигаться своими собственными силами. Нам катастрофически необходима помощь.

Ничего. Эфир молчал. Экраны зияли темнотой, стрелки приборов не отклонились ни на дюйм. Селим нетерпеливо повернулся в кресле:

— Дюмарест, попробуйте снова, еще раз. Наверное, где-то рядом еще один корабль. Мы должны установить контакт. Пробуйте снова.

— У нас нет никакой уверенности, что это именно корабль, — ответил Эрл, — единственное, что ясно — что-то и откуда-то посылает сигналы.

Он настроил передатчик на максимальную мощность:

— Слушайте нас, — произнес он громко и отчетливо, — с вами говорят с корабля, потерпевшего крушение. У нас сильное повреждение генератора и мы дрейфуем в никуда. Если нам не будет оказана помощь, то мы погибнем. Установите наши координаты и придите на помощь. Скорее. Мы не можем терять времени.

И снова в ответ — тишина.

— Я ничего не понимаю, — озадаченно проговорил Селим, — если они отвечали девушке, то почему молчат сейчас?

Диапазон частот, любопытство, блажь, нежелание? Как это узнать? Дюмарест мягко коснулся руки Майенн:

— Пожалуйста, спой снова. Постарайся привлечь их, заинтересовать. Как — я и сам не знаю. Но они отвечали именно тебе — и это говорит о многом. Пой, девочка, зови их, заставь сделать что-то для нас всех!

— Но, Эрл, — она подняла руку и коснулась горла, — как долго мне придется петь?

Даже тренированный и поставленный голос имеет конечный предел. Усталость. Дюмарест огляделся вокруг, нашел магнитофон и включил его:

— Пой столько, сколько выдержишь, — твердо произнес он, нежно и требовательно глядя ей в глаза, — а потом мы используем запись. Пожалуйста, Майенн, это очень важно для всех нас. Начинай.

Карн вошел в рубку в тот самый момент, когда Майенн начала свою песнь. В этой песне была просьба, тоска, мольба о помощи, о жизни, рассказ о неповторимой любви, нежности, обращенный к тому близкому слушателю. Голос звучал глубоко, сильно, то рассыпаясь на серебристые тремолы, то стихая до чуть слышного пиано. Голос звал, просил, молил, рассказывал… Этот язык был понятен и не требовал пояснений и дополнений…

Она остановилась на мгновение, чтобы восстановить дыхание:

— Капитан, я не…

Селим умоляюще попросил: — Слушайте; они не могут не ответить…

И они услышали песнь оттуда, издалека; она не была повторением той, что пела Майенн, но она так же пронзительно и нежно отвечала, звала, понимала и обещала… Карн и Эрл почувствовали, как сжались их сердца, как напряглись мышцы, словно отвечая и обещая кому-то и что-то. В звучавшем ответе был и вопрос, потом небольшое колебание, сомнение… и словно неожиданно принятое окончательное решение.