– Спасибо, – обрадовалась я и полетела искать Цилю Яковлевну.

Будущая журналистка меня не обманула. В конце коридорчика нашлась крохотная дверца. Я деликатно постучала.

– Да, да, – донеслось из-за нее хрипловатое меццо, – прошу.

Я вошла в комнату.

– Вы ко мне? – спросила сухощавая дама, стоявшая возле шкафа.

Циля Яковлевна выглядела потрясающе: черные вьющиеся волосы были уложены умелым парикмахером. Лицо дамы покрывал ровный слой косметики, на щеках ее играл персиковый румянец, губы пламенели, в ушах висели тяжелые бирюзовые серьги, ожерелье из таких же камней украшало блузку, пальцы, изуродованные артритом, были унизаны кольцами.

– Вы кто? – нетерпеливо спросила Циля Яковлевна.

– Разрешите представиться, Виола Тараканова.

– Очень приятно, садитесь, – царственным жестом хозяйка кабинета указала на деревянный стул.

Я умостилась на жестком сиденье – Что за дело привело вас ко мне? – поинтересовалась Циля Яковлевна, вытаскивая из кармана пачку сигарет.

– Я представляю издательство «Марко».

– Прекрасно.

– Мы сейчас запускаем серию «Забытые кумиры прежних лет».

– – Великолепно.

– Будем издавать книги советских писателей. Были ведь среди них те, кто и сейчас может обрести поклонников.

– Безусловно, – кивнула дама.

– Но существует одна проблема: авторское право.

– Да, да, понимаю.

– Мы на данном этапе договорились со всеми родственниками, но вот никак не можем найти жену Леонида Фомина.

– Лени?

– Вы его знали?

Циля Яковлевна засмеялась.

– Деточка, глупее вопроса в своей жизни не слышала. Леня Фомин ухаживал за мной, осыпал цветами, подарками. В то время он выпустил лишь одну книгу, но его рано приняли в Союз писателей, словом, перед Фоминым открывалась великолепная карьера, однако я его отвергла.

– Почему?

– Леня пил, а алкоголики меня не привлекали.

Кстати, Фомин понял меня правильно, быстро женился на другой, мы остались добрыми знакомыми.

Но дальнейшие события показали, насколько я была права, когда не захотела связываться с ним. Это дикая история! Меня бы стопроцентно выгнали из Союза, а Соня! Ну и стерва! Господи, жизнь Лени – это настоящий роман! Хотите расскажу?

– Послушаю с огромным удовольствием! – воскликнула я.

Циля Яковлевна закурила новую сигарету и начала рассказ.

Когда молодой, подающий надежды фантаст Леонид Фомин стал ухаживать за Цилей Яковлевной, та решительно отвергла его.

Было в Леониде что-то ненадежное, и еще он любил выпить. Нет, алкоголиком тогда Фомин не был, но пару бокалов коньяка вливал в себя с большой охотой, а Цилечка с детства не выносила запаха спиртного.

Услыхав отказ, Леня огорчился.

– Жениться мне надо, – разоткровенничался он с Цилей, – а на ком? В Дом литераторов, что ли, почаще ходить?

– Э, нет, – предостерегла его Циля, – там не те девушки кучкуются. Зачем тебе избалованная дочь писателя или вдова? Давай познакомлю тебя с милой, простой, бедной девочкой, порядочной, интеллигентной, из хорошей семьи.

Леня согласился.

И Циля привела ему Соню, свою дальнюю родственницу.

Спустя пару месяцев сыграли свадьбу, потом очень быстро у Фомина родились дети.

Он тогда много работал, и вскоре появились его новые книги. О Леониде заговорили как о надежде советской фантастики, Циля даже пожалела, что не захотела выйти за парня замуж. Фомин много зарабатывал, получил дачу в Подмосковье, приобрел кооперативную квартиру.

Но потом его благополучие разом лопнуло. Последняя из опубликованных книг Фомина называлась «Борьба за счастье». Фантаст в ней описывал чужую планету. Там людьми руководила кучка престарелых правителей, придумавших свою религию. Главным богом был президент. Ему поклонялись, считали все его слова гениальными. Верхушка жировала, имела все, а народ вкалывал. В качестве развлечения простым людям предлагался одуряющий напиток и спортивные состязания. Фомин красочно описал быт несчастных инопланетян: крохотные каморки, жалкая еда, примитивные радости, в основном сексуальные и зрелищные. Но тут из недр Галактики на планету прилетели другие люди, свободные, творческие, желавшие изо всех сил помочь своим, как им казалось, обездоленным собратьям, и началось нечто невообразимое. Разгорелась война, затем то, что мы бы назвали перестройкой. Пришельцы установили свои порядки. Они, наивные, полагали, что освободили затюканных братьев, но вспомним гениальную фразу: хотели как лучше, а получилось как всегда.

Оказалось, что коренное население планеты было счастливо в своем убожестве, поднялось восстание, пришлось прогрессивным освободителям улететь восвояси. Последняя фраза книги звучала, словно эпитафия: «Не радуй другого своими радостями, – вздохнул Грэг и надел шлем, – все, ребята, улетаем, этих, увы, не разбудить, да и зря мы хотели их силой отвести в рай, им хорошо и в аду».

Самое интересное, что книгу издали. Ни редактор, ни корректоры, ни цензура не усмотрели в романе никакой крамолы, у всех словно затмило глаза. Но стоило книге появиться на прилавках магазинов, как поднялся такой крик! Многие читатели увидели в романе пародию на советский строй, тираж моментально разошелся. На какое-то время Фомин стал самым популярным писателем в СССР. Одни восхищались его смелостью, другие гневно плевались и требовали наказать литератора. Естественно, победили вторые.

Леонида торжественно, с шумом исключили из Союза писателей. Фомин пытался робко оправдаться, во время судилища он бормотал:

– Я ничего такого не имел в виду, это случайно получилось.

Но его, естественно, не захотели слушать. В советские времена с теми, кто проявлял инакомыслие, расправлялись быстро.

Сначала Леонида лишили членства в писательской организации, потом выселили с дачи. Фомин с детьми и женой перебрался в крошечную «хрущобу», а вырученные за писательский кооператив деньги они прожили. Леонид испугался и буквально за месяц написал новую книгу, очень просоветскую, патриотическую, воспевающую социализм. Схватив рукопись, он побежал по издательствам, коих в Москве в те годы было по пальцам пересчитать: «Советский писатель», «Московский рабочий», «Детская литература», «Советская Россия»… Но везде его ждал отказ. Бедный Леонид бился в закрытые двери. Потом его вызвали в горком партии и объяснили обстановку. Круглощекий мужчина, одетый в темный костюм, заявил: