— Это не для всех, моя герцогиня, а лишь для самых дорогих гостей! Только их я принимаю в залах моего дворца!

Лавиния резко обернулась и невольно сделала шаг назад — перед ней стояла немолодая величественная женщина с черными, с легкой проседью волосами, свободно рассыпавшимися по плечам. Что за глупости говорила Йонда?! Старуха?! Похоже, что девчонка с перепугу и глаз-то не поднимала на колдунью!

Сама же герцогиня не могла отвести взгляда от спокойного властного лица, от стройной фигуры, облаченной в свободное платье из черного струящегося шелка, с богатой красной вышивкой, пылающей, как языки пламени. Улыбнувшись, хозяйка приветливым жестом указала Лавинии на одно из позолоченных кресел у огромного камина, сложенного из грубых черных камней. В его зияющей пасти тотчас же вспыхнул жаркий огонь, и герцогиня почувствовала, как живительное тепло согревает ее. Она свободно опустилась в кресло, откинув капюшон, и стала с восхищением осматриваться.

Светильники, так таинственно вспыхнувшие в темноте, освещали великолепный зал, достойный самой королевы. Высокий потолок поддерживали колонны, облицованные драгоценной яшмой, снизу доверху стены украшали узкие панели из позолоченного резного дуба. Высокие окна выходили в какой-то неведомый сад, из которого доносился аромат ночных цветов и стрекот влюбленных сверчков.

Колдунья не торопила ее, сидела напротив и не мигая смотрела на герцогиню черными, задумчивыми глазами. Лавиния не заметила, как между ними оказался стол с двумя кубками.

— Выпей моего вина, герцогиня, за то, чтобы твое желание исполнилось! И я с удовольствием выпью с тобой за смерть проклятого Ферндина! — Глаза колдуньи сверкнули красным огнем, и она подняла свой кубок.

Герцогиня вздрогнула: колдунья прочитала ее мысли, высказав за нее то, с чем она сюда пришла… Видит Митра, она не была кровожадной злодейкой. Но иного пути не было! Вспыхнув, она решительно взяла в руки тяжелую чашу и, глядя в глаза Вегды, повторила со всей силой переполнявшего ее чувства:

— За смерть проклятого Ферндина!

Молодая герцогиня и загадочная женщина, сидевшая напротив нее, молча пили терпкое вино, словно совершая какой-то обряд. Громко трещали толстые поленья в огромном камине, и снопы искр, взрываясь, освещали золотистыми бликами два лица, с одинаковым выражением смотревших на огонь.

По суровому лицу Вегды, со сведенными к переносице черными бровями, было видно, что и у нее есть свои счеты с Ферндином. Здесь была какая-то тайна, и она смутно тревожила Лавинию. Допив вино и поставив на стол пустой кубок, она прямо взглянула в глаза колдунье и сказала:

— Я вижу, люди не зря превозносят твое могущество! Не успела я постучать в твою дверь, а ты уже знала, что меня привело к тебе!

— Ну, это я знала давно! — хрипловато засмеялась колдунья. — Подлый негодяй! Он — истинная причина твоих бед. И всего герцогства. Но, увы, он умрет не от твоей и не от моей руки, хотя я с большим наслаждением вонзила бы в него кинжал… или подала отравленное питье… У него другая судьба, и не мне ее менять! Что предначертано — то да свершится! Я лишь чуть-чуть подправляю судьбу, чтобы задуманное богами свершилось скорей! — Она помолчала, снова отвернувшись к огню, словно читая в его отблесках волю небес. — Сядь поближе к камину, я посмотрю твою руку и тогда скажу, что ты, отважная женщина, можешь сделать, чтобы приблизить его конец!

Лавиния, уже не удивляясь тому, что стол, на котором только что стояли кубки, истаял у нее на глазах, а кресло оказалось почти вплотную придвинутым к креслу колдуньи, протянула ей узкую сильную руку и тоже стала вглядываться в переплетение линий на своей ладони, пытаясь что-то увидеть и понять.

Вегда взяла руку герцогини своими горячими руками, наклонила голову, так, что волосы, упав, почти скрыли ее лицо, и тихо стала водить пальцем поперек ладони:

— Безмятежное детство… Счастливая юность… удачный брак… Вот, вот оно — роковая встреча! Встреча, несущая смерть! И другая встреча — несущая долгую счастливую жизнь! Они сшибутся, сшибутся и тут два пути… И только ты, герцогиня, только ты можешь помочь судьбе! Клубок ненависти наматывается, наматывается, пламя все пожирает, все уносит! Только тогда души обретут покой, а к герцогу вернется разум…

Лавиния слушала оцепенев, стараясь не пропустить ни слова. Ей одновременно казалось, что она не понимает ничего и что она понимает все. Линии на ладони мелькали перед глазами, то складываясь в образы скрещенных мечей, то образуя очертания незнакомого лица, то вдруг перед ней вставали оскаленные собачьи морды…

Она наконец в изнеможении закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Колдунья положила что-то ей на ладонь и сжала ее руку в кулак. Лавиния вздрогнула, подняла отяжелевшие веки и увидела прямо перед собой осунувшееся лицо с горящими глазами. Волосы, свисавшие вдоль впалых щек, шевелились, колыхаемые порывами легкого ветра, вдруг закружившегося по залу. Язычки пламени в светильниках испуганно трепетали, огонь в камине бешено завывал.

— Возьми, герцогиня, и береги это, как своего ребенка! В коробочке — мазь, составленная по старинному колдовскому рецепту! Если голову мертвеца приставить к телу и обмазать этой мазью шею, то голова прирастет, а убитый оживет! А уж если раненый едва жив, то он не умрет от ран, а быстро выздоровеет! Возьми, это то, что должна сделать ты! Скоро, скоро все свершится! Ты сама все поймешь! А теперь поспеши домой, я сама провожу тебя! — Колдунья встала и пошла вперед.

За спиной герцогини исчез камин, стали один за другим гаснуть светильники, и скоро она опять оказалась в полной темноте. Вдруг впереди со скрипом распахнулась дверь, и перед ней возник двор, залитый лунным светом, и сухое дерево, казавшееся серебряным.