— А где тут выход?

— Выход? — не поняла Раина. — Куда?

— Да куда угодно, лишь бы вон из этой вонючей дыры! К чему мне все эти побрякушки — я хочу есть! Или у тебя в этих грудах припрятан хороший кусок оленины? Если да, то давай его сюда, и поживее!

Раина мелодично рассмеялась и поставила перед ним корзину со снедью, принесенную драконом. Роясь в ней, он отдал новое распоряжение:

— Найди мне какую-нибудь тряпку и хороший ремень. Лучше два.

— Зачем, Конан? — спросила Раина, любуясь им. — Ты хочешь связать меня?

— Я хочу сотворить себе некоторое подобие одежды, — не без ехидства ответил киммериец с набитым ртом. — Что ты делаешь?

Раина подошла к нему, скользнула пальцами по плечам, прижалась к бронзовой спине.

— Тебе не нужна одежда, милый, — шепотом сказала она, — если тебе холодно, я согрею тебя.

— Женщина, дай мне спокойно поесть, — последовал на это единственный ответ. И сказано это было довольно-таки мрачным тоном.

Девушка обиделась и, надув губки, села в стороне. Но минуту спустя ей пришло в голову, что она, быть может, действительно не права — все мужчины устроены одинаково: сначала желудок, потом то, что ниже, и уж в последнюю очередь — голова. Глупо приставать к мужчине, если он голоден. Поэтому Раина утихомирилась, уперла локотки в колени, подбородок положила на руки и стала смотреть, как он ест. Пусть ест. Он никуда он нее не денется — ни сегодня, ни завтра, ни ближайшую тысячу лет.

Конан же, запивая холодную жареную утку и белый хлеб кисловатым домашним вином, какое делали повсюду на южных отрогах гор Жемчужных Отмелей, думал о том, что, кажется, попал в переплет. Груды золота и удивили, и обрадовали его — но лишь в первый миг. Девчонка же, назвавшаяся их хозяйкой, явно что-то недоговаривала. Быть может, тот демон в бирюзовой чешуе — ее слуга, и приволок его сюда по ее повелению? Но она совсем не была похожа на женщин, повелевающих демонами… И где же выход из этой утробы Нергала?

— Послушай, Раина, ты что, ведьма? — спросил он, чтобы узнать ответ хотя бы на один вопрос.

— Конечно же, нет! — ответила девушка. — Почему ты решил?

— Откуда же тогда взялся дракон?

Он уже покончил с птицей, хлебом и вином и, вытерев о волосы жирные пальцы, начал обходить сокровищницу, подыскивая себе одежду. Наконец он нашел туранскую шаль Раины и два пояса. Не успела девушка и глазом моргнуть, как шаль была порвана на два неравных куска. Из одного, поуже, Конан сделал себе нечто вроде набедренной повязки, затянув на талии кожаный ремень и продернув под него концы лоскута, а другим обернул бедра, закрепив вторым ремнем — из наборных золотых пластин с яшмовыми и нефритовыми вставками. Все вместе это походило на облачение какого-нибудь вендийского князя, и киммериец проворчал, оглядывая себя: «Павлиний наряд! И ни одной пары сапог!»

— Так откуда же взялся дракон? — повторил он, закончив облачение. — Если ты не ведьма, то кто его вызвал?

— Н-ну, — замялась Раина, — он, видишь ли…

— Тоже здесь живет, — закончил за нее голос из глубины пещеры, и на свет выполз дракон — огромное бирюзовое чудовище длиной не менее десяти копий. Об этом, впрочем, судить было трудно, потому что тело его находилось в непрестанном движении: даже оставаясь на месте, он перетекал из одного положения в другое, свивая и развивая кольца и петли.

Заслышав этот голос, Конан не глядя протянул руку к ближайшей груде и вытащил что подвернулось — большой анкас из слоновой кости со стальным наконечником, в котором слились копье и крюк. Озадаченный тем, куда он попал и кто такая сидящая здесь девчонка, он на время забыл о том, как он попал в пещеры. Но, увидев треугольную тупорылую морду, вспомнил, как кричал Сагратиус, раздираемый надвое, как горела галера и тонули люди. Взвесив в руках анкас, киммериец сказал сквозь зубы:

— Так он у тебя еще и разговаривает, этот ублюдок Сета? А на каком базаре ты его купила?

— Аргх! — рявкнул дракон. Из пасти его вырвалось пламя. Подойдя ближе, он вкрадчиво спросил у Раины: — У тебя? Это значит, я тут у тебя, а не ты у меня? И что ты еще успела ему наговорить? Быть может, что все эти сокровища — твои?

Ей не следовало забывать, что, где бы ни находился ее тюремщик, он слышит каждое ее слово. Она так хотела покрасоваться перед мужчиной, ошеломить, ослепить его, что из ее светловолосой головы вылетело все остальное. И теперь ей не миновать расплаты. Когда дракон начинал говорить таким тоном, как сейчас — тихо и вкрадчиво, даже ласково, это означало, что он очень зол.

Взвизгнув, Раина кинулась за спину киммерийцу. Дракон шагнул ближе, и Конан выставил вперед анкас.

— Давай, отрыжка Нергала, подходи. И я выколю тебе оба глаза, клянусь Сагратиусом и Киндой, которых ты убил! Ну, подходи!

Дракон лег, обернув ноги хвостом.

— Сагратиус и Кинда. Видимо, это были твои друзья? Там, на галере? — Конан только крепче стиснул зубы, отчего шевельнулись тени у него под скулами, и дракон продолжал, тихо и покаянно: — Прости, я не знал. Но теперь уже ничего не поделаешь, правда? Я в самом деле сожалею, Конан. Ни против тебя, ни против твоих — как их — Сагратиуса и Кинды я ничего не имею. Если тебя это утешит, возьми себе что-нибудь из моих вещей вместо выкупа — у асиров это, кажется, называется вирой. После выплаты виры прекращаются все счеты, не так ли? Этот пояс на тебе и анкас в руках достаточно ценны, чтобы выкупить десять, а то и пятнадцать жизней.