Но тут в трактир через общий зал ввалилась пестрая толпа — флейтисты, барабанщики, факиры и танцовщицы. В центре этого шествия вышагивал юноша в богатых одеждах, невысокого роста, узкий в плечах и бедрах. Его поразительной красоты лицо с чуть раскосыми темными глазами было невозмутимо, как вода горного озера. Он вскинул тонкую руку, и свист флейт, бой барабанов и скачки акробатов тут же прекратились. Юноша учтиво поклонился всем присутствующим:

— Да простят мне мою дерзость все, кто вкушает от услад этого заведения! Я приглашаю сегодня всех пить и есть за мой счет, и если вы прислушаетесь, то, несомненно, уловите шум в том зале, ибо я велел угощать от моего имени всякого, кто войдет туда, сколько бы он ни выпил или съел. Прошу вас, нежные девы.

Приведенные им танцовщицы бросились помогать девушкам Руты, флейты и барабаны завизжали и загремели снова, еле слышные в восторженном реве посетителей, с энтузиазмом принявших приглашение расточителя. Факир бросил в бассейн щепоть семян, и мгновение спустя вся поверхность воды покрылась цветущими лилиями. Это вызвало новые одобрительные вопли.

— Что-то здесь становится шумно,— проворчал Харра.— Эй, парень, пошумел и выметайся отсюда! Слышишь, что я сказал? Забирай свой балаган и выметайся!

— Да ладно тебе,— вмешался Фархуд.— Смотри, что вытворяет тот вендиец!

Смуглый тощий факир расшвыривал горсти цветной пыли направо и налево. Она взлетала стайками сверкающих, словно драгоценные камни, крошечных птичек, разноцветных большекрылых бабочек и стрекоз. Слова Харры не встретили поддержки и за другими столами, а он был достаточно пьян, чтобы, разозлившись, вскочить и схватиться за меч.

— Убирайся, парень! Кичись своим богатством где-нибудь в другом месте!

Факир подскочил к Харре и выпустил стайку птичек прямо на него. Воин досадливо отмахнулся и шагнул ближе к чудному богачу. Юноша повернул к нему холеное, с тонкими чертами лицо.

— Почему мы должны пить за твое здоровье?— бушевал Харра, не обращая внимания на укоризненные уговоры своих друзей.— Кто ты такой, что пришел сюда и превращаешь в балаган лучший трактир Хоарезма? Если ты приезжий — а по твоей внешности не скажешь, что ты туранец, — веди себя в нашей стране так, как хотим мы!

Незнакомец взмахнул рукой, и столпотворение стихло, словно и не было.

— Я вижу на ваших кольчугах льва с гривой из солнечных лучей,— с поклоном сказал юноша Харре, одновременно обращаясь и к остальным солдатам.— Значит ли это, что вы прибыли из Аграпура и состоите в войске Повелителя Илдиза?

Он произносил слова туранского языка без какого-либо акцента, более того, Харра услышал тот своеобразный выговор, который свойствен только хоарезмцам.

— Да,— еще напряженно, но уже без злости ответил он. — Мы из Аграпура. И действительно состоим в войске Повелителя.

— Тогда мой священный долг — принять вас в Хоарезме, моем родном и, смею заметить, гостеприимном городе, — ответил юноша с новым поклоном.— Но помимо этого у меня есть и еще один повод навязывать вам угощение. Шесть дней назад умер мой отец. Умирая, он завещал мне раздать все его богатства, что я с успехом и не без пользы для других и делаю уже седьмой день. Труд мой уже близок к концу, а потому не откажитесь потратить немного моих денег и выпить за то, чтобы душа моего родителя не скорбела среди уныния Серых Равнин. Если же вам мешает шум — извольте.

Обернувшись к сопровождавшей его пестрой толпе, он достал из-за пояса мешочек с деньгами и кинул им, сказав:

— Благодарю вас, друзья мои. Более я в ваших услугах не нуждаюсь, ибо эти деньги у меня последние. Теперь делайте, что вам угодно: хотите — веселитесь вместе со всеми в общей зале, хотите, — расходитесь по домам.

Танцовщицы, музыканты и факиры удалились, пятясь и усердно кланяясь щедрому юноше. Взрыв воплей и свиста, раздавшийся в общей зале, сказал о том, что не все из них поспешили уйти.

— Так лучше?— обернулся к Харре незнакомец.

— Парень, ты начинаешь мне нравиться,— заявил Харра.— Садись к нам, и мы выпьем за твоего отца, прими Эрлик его душу, и за отца его отца, и за всех твоих предков. Как твое имя?

— Юлдуз,— просто ответил юноша, садясь на свободный табурет.

Харра многозначительно посмотрел на саблю, выглядывающую из-под полы нового знакомца.

— Юлдуз ибн… м-м?

Юноша рассмеялся, взмахнув маленькими и тонкими в запястье, как у женщины, руками.

— Просто Юлдуз, — ответил он. — Мой отец был в Хоарезме всего лишь ткачом. Правда, богатым и знаменитым далеко за пределами этого города, так что сумел дать мне воспитание, достойное сына князя. Но я и сам неплохой мастер, а катану ношу лишь потому, что это память. Отец вывез ее из Кхитая, откуда он родом, и сохранил, не продавая даже в самые черные времена.

— Могу я посмотреть?— сощурился Харра.

Юлдуз молча вынул меч из ножен и протянул Харре, изящным и ловким жестом вывернув оружие рукоятью вперед. Это не осталось незамеченным.