— О да! — бодро ответила я. — Он прекрасно себя чувствует.

Я открыла мадам де Вальми дверь и наткнулась на Берту, которая подняла руку, чтобы постучать.

— О, мисс, вы меня напугали. Я как раз хотела войти.

Увидев мадам, она широко раскрыла глаза. Я быстро сказала:

— Проводите мадам в ее комнату. Она не очень хорошо себя чувствует. Я позвала вас только для того, чтобы разжечь огонь в спальне Филиппа, но могу сделать это сама. Позвоните Альбертине, — добавила я, обращаясь к девушке, которая по-прежнему с любопытством смотрела на бледное лицо Элоизы, — и побудьте с мадам, пока не придет Альбертина. А потом, пожалуйста, приходите сюда.

— Хорошо, мисс.

Встав на колени, чтобы разжечь камин в спальне Филиппа, я стала раздумывать над новой проблемой — без сомнения, для того, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. «Что это за таблетки, которые были вопросом жизни или смерти для мадам де Вальми? Может быть, она наркоманка?» Но я почти сразу же отбросила это предположение. Наверняка просто снотворное, многие не могут жить без снотворного. Огонь весело пробежал по бумажной растопке, и поленья занялись ярким пламенем, слегка потрескивая. «Но для чего эти таблетки понадобились ей именно сейчас? Она выглядела так, будто с ней случился нервный или сердечный припадок. Однако в таком случае принимают какое-нибудь стимулирующее средство, вовсе не снотворное. В подобном состоянии не поможет никакое снотворное».

Но я отогнала от себя эти мысли, осторожно укладывая куски угля на горящие поленья. В конце концов, я ничего не понимаю в таких вещах. Конечно, она нездорова, но старый доктор Форе, естественно, знал, что ей прописать...

Новый свист, громкое шлепанье босых ног — и из ванной вышел Филипп, волосы которого слиплись в мокрые пряди, а обычно бледные щеки были оттерты до багрового блеска. На нем была ночная рубашка, а купальный халатик он волочил за собой по полу.

От непонятной жалости у меня перехватило горло. Притворно нахмурившись, я посмотрела на него:

— А уши?

Естественно, не обращая никакого внимания на сделанное мной некстати замечание, Филипп подошел к огню, который уже ярко разгорелся. Он гордо сказал:

— Я чудом избежал смерти, верно ведь?

— Верно.

— Другие бы наверняка упали, правда?

— Обязательно.

— У других не хватило бы духу так долго сидеть и не двигаться, правда?

Присев на корточки, я обхватила Филиппа и, смеясь, крепко прижала к себе.

— Ах ты, скверный мальчишка, не будь таким тщеславным! И еще послушай, Филипп, мы ничего не скажем Берте, когда она придет сюда, хорошо?

— Почему?

— Потому что твоя тетя нездорова, и мне не хочется, чтобы до нее дошли какие-нибудь слухи, из-за которых она будет беспокоиться.

— Ладно. Но вы... вы расскажете моему дяде Леону, верно?

— Конечно. Удивительно, как это он не слышал, что упали перила. Когда я вернулась, он был в холле, а это было через несколько минут после... А, вот и Берта! Как мадам?

— Ей лучше, мисс. Она легла. С ней Альбертина, а уж эта-то знает, что делать. Она говорит, что мадам даже сможет выйти к ужину.

— Очень приятно слышать. Она... она приняла свои таблетки, Берта?

— Таблетки? Нет, она приняла капли, которые держит в шкафчике у своей кровати. Альбертина дала ей капли.

— А... понятно. Между прочим, Берта, разве вы не должны быть на детской половине, когда меня нет дома?

— Должна, мисс, но за мной пришел Бернар. — Она искоса посмотрела на меня. — Я починила несколько штук белья. Бернар хотел достать белье для хозяина, но не мог найти его, хотя я и сказала ему, где оно лежит.

— Понятно. Вы ведь отлучились ненадолго?

— Нет, мисс. Но белья не было там, куда я его положила. Кто-то переложил его. Мне пришлось искать.

Она смотрела широко открытыми глазами, вероятно удивляясь, почему мои вопросы звучат так резко.

— Ну ладно, — сказала я. — Мсье Филипп выходил поиграть на балкон во время дождя и весь промок, поэтому принял горячую ванну и будет ужинать в постели. Если вам нетрудно, Берта, принесите сюда его ужин и мой тоже, хорошо?

— Нисколько не трудно, мисс. Простите, мисс, но, понимаете, Бернар очень спешил, и...

Она замолчала. Ее щеки порозовели, и она казалась смущенной.

«Спешил, но не торопился отпустить тебя, это очевидно, — подумала я. — И не думаю, что ты уж очень возражала».

— Неважно, Берта, все в порядке, — сказала я вслух. — В конце концов, мсье Филипп не младенец и сам виноват в том, что промок и нам придется подать ему ужин в постельку. Он только прибавил нам с вами работы. Что же делать, такова жизнь.

Я встала, быстро повернув Филиппа лицом к постели:

— Ну а теперь лезь сюда, сорванец, не стой здесь в ночной рубашке!