— Знаю. Простите. — Я говорила почти так же резко, как он, выбитая из колеи не только его непонятным раздражением, но и унижением, которое испытывала, вспоминая о своих глупых мечтах. — Думаю, что просто устала. Я ходила по городу целых два часа, чтобы выбрать какой-нибудь материал на платье... О!

Я схватилась за голову:

— Я, должно быть, оставила его... да, оставила его в кафе; положила сверток на полку под столом, а потом Уильям побежал к автобусу... О господи, какая я дура! Я думаю, что если позвоню им по телефону... о господи!

Он вдруг резко нажал на сигнал. Я вздрогнула и спросила его:

— В чем дело?

— Какой-то зверек. Хорек, наверное.

Деревья мчались навстречу и исчезали в темноте. Впереди показался крутой поворот.

— Вы не могли бы ехать помедленнее? Я боюсь, — сказала я.

Машина замедлила ход и повернула, из-под колес брызнул фонтан камешков.

— Вы рассказали ему о том, что кто-то стрелял в березовой роще?

— О чем? Кому?

— Этому... Уильяму.

Я коротко вздохнула:

— Да, рассказала. Он думает, что это могли сделать и вы.

Машина ползла вверх по склону, словно пробивая себе путь по темному туннелю, образованному тенью, отбрасываемой деревьями. Рауль вел машину подчеркнуто осторожно, словно желая оскорбить меня этим.

Он молчал. Вселившийся в меня бес снова поднял голову, и я сказала, погрузившись в бездну идиотского самоистязания:

— Я не знала, что должна буду докладывать хозяевам все, что говорила и делала в свой свободный вечер!

Мои слова, как я и надеялась, задели его за живое.

— Я не ваш хозяин, — процедил он.

— Разве? — ехидным тоном спросила я, боясь, что вот-вот заплачу. — Тогда какое вам дело до того, что я делаю и с кем встречаюсь?

Мы находились на последнем повороте зигзага. Рауль вдруг нажал на тормоза, и «кадиллак» рывком остановился. Рауль повернулся ко мне.

— Вот какое, — произнес он тихо, немного задыхаясь, грубо притянул меня к себе, и его губы прижались к моим.

Для первого поцелуя это было не очень-то романтично. И конечно, совершенно не так, как в мечтах... Пусть я не Золушка, но и он никак не Принц... Рауль просто-напросто зрелый, искушенный в подобных вещах мужчина, на мгновение потерявший контроль над собой под влиянием гнева и других эмоций, распознать которые смогла даже я. Говорю «даже я», потому что мне вдруг стало ясно, так ясно, что меня охватил испуг: все попытки оградить себя от нахлынувшего чувства разбились как яичная скорлупа. Я считала себя сложной натурой, но моя реакция на поцелуй Рауля была очень простой — я дрожала, стараясь убедить себя в том, что испытываю лишь холодную ярость. И то, что он сделал потом, конечно, не означало, что Рауль хотел меня успокоить. Вместо трогательных извинений или страстного признания, которое должно было последовать за поцелуем, как описывалось в романах, он просто отпустил меня, снова завел машину, не говоря ни слова, с бешеной скоростью повел ее вверх по склону и остановился на покрытой гравием дорожке. Заглушив мотор, он открыл дверцу, словно собираясь обойти машину и выпустить меня. Но я, не став его ждать, буквально вылетела из машины, захлопнула дверцу за собой и молча, как и он, прокралась (не могу подобрать более подходящего слова) к главной лестнице.

Поравнявшись со мной, он открыл для меня входную дверь. Рауль что-то сказал — мне показалось, я услышала свое имя — приглушенным голосом, слегка дрожавшим, словно от сдерживаемого смеха. Я не смотрела на него, просто прошла мимо, словно он не существовал для меня, прямо в холл, к яркому свету, и увидела Леона де Вальми, катящего к нам свое кресло.

Когда я вошла, он приостановил плавное движение кресла и повернул голову, словно хотел со мной поздороваться. Потом его глаза скользнули по лицу Рауля и снова обратились ко мне. Дугообразные брови Князя Тьмы слегка приподнялись. Я резко повернулась и побежала наверх.

Насмешливый взгляд Леона де Вальми окончательно покончил с моими глупыми мечтаниями. Я прислонилась к двери темной спальни и прижала руки к пылающим щекам. Во рту чувствовался сладковатый привкус крови — у меня была прикушена губа... Это тоже, наверное, увидел Леон де Вальми. Его взгляд хлестнул меня как кнут, горели не только щеки, но и все тело.

Я рывком оторвалась от своей опоры, включила свет и стала стаскивать перчатки. «Черт бы побрал этого Рауля, как он только посмел? Как посмел! И Леон де Вальми, — вторая перчатка полетела на пол вслед за первой, — черт бы побрал Леона! К черту всех де Вальми! Я их всех ненавижу и никого из них не желаю видеть...»

При этой мысли я замерла, наполовину сняв пальто.

Скорее всего, что мне больше не придется их видеть. Князю Тьмы нет надобности допрашивать меня, чтобы догадаться, что произошло этим вечером, и весьма вероятно, он постарается меня уволить.

Я не поняла тогда, что, если бы мне хоть что-нибудь угрожало, Рауль сказал бы отцу правду, что он поцеловал меня помимо моей воли. Поскольку Рауль большую часть года проводил не в Вальми, можно было не опасаться новых инцидентов такого рода и меня бы оставили.

Помню только, что когда я бережно вешала пальто в красивый стенной шкаф, то была в отчаянии от мысли, что больше никогда не увижу ненавистных Вальми.

Из губы больше не сочилась кровь. Я тщательно напудрилась, накрасилась и причесалась. Потом я медленно вышла из своей гостиной, направляясь в комнату Филиппа.

Я открыла дверь детской. Свет горел, но в комнате никого не было. Огонь в камине догорел, и все казалось каким-то заброшенным. Балконная дверь была открыта, портьеры колыхал ветер. На ковре перед камином лежала открытая книга, и ее листы шевелились от движения воздуха.