– Я ужасно страдаю, у меня инфаркт!

Естественно, это неправда, сердце у Николетты железное, работает оно, как всемирный эталон времени, ровно, четко, не ломаясь, без сбоев и остановок. Николетте просто хочется оказаться в центре внимания, поэтому она и разыгрывает комедию. Всю неделю она, при прическе и макияже, одетая в элегантный халат, возлежит под пуховым одеялом в кружевном пододеяльнике, принимая от посетителей букеты, конфеты и соболезнования. Но сейчас ей явно было не по себе.

– Тебе плохо? – испугался я. – Что болит?

– Все.

– А конкретней?

– Желудок, голова, руки, ноги, шея, – стала перечислять маменька, – ой, тошнит! Тася!!! Тазик дай!

Я перепугался окончательно. Маменьке и правда плохо! Скорей всего, у Николетты зашкалило давление. Следует немедленно вызывать «Скорую».

Машина пришла на удивление быстро. Впрочем, это была не муниципальная «неотложка», а из частной клиники, поэтому врачи первым делом нацепили принесенные с собой бахилы, тщательно вымыли руки и лишь затем вошли в спальню.

– Здравствуйте, – пробасил один из докторов, – я Федор, со мною Игорь и Олеся. Что у нас случилось?

– Плохо мне, тошнит, – ответила маменька.

– На ночь ели?

– Пила.

– И что?

– Ваня принес, он приготовил.

Федор повернулся ко мне:

– Я предполагаю, что вы и являетесь тем самым Иваном.

Я кивнул.

– Чем попотчевали матушку? – улыбался врач.

Я постарался максимально точно воспроизвести рецепт.

– Стакан теплого молока, две таблетки растворимого аспирина, пятнадцать капель йода, чайная ложка водки, долька чеснока, черный перец и пара зерен аниса.

– Еще гвоздик, – прошептала Николетта, – там на дне гвоздь лежал.

– Точно, – кивнул я, – шуруп.

Федор кашлянул:

– Интересный состав! Понятно теперь, отчего тошнит больную. Можно я откину одеяло?

– Да, – кивнула Николетта.

Врач аккуратно отвернул часть перины и по-бабьи взвизгнул.

– Это что?

– Цепь, – ответила маменька, – она к батарее идет.

– И кто вас на нее посадил?

– Ваня, – Николетта сообщила чистую правду.

Доктора переглянулись, потом Федор отрывисто приказал:

– Так, Олеся, отстегни ее, Игорь, давление померяй, а вы, Ваня, пройдемте со мной.

Мы вышли в коридор.

– Вот что, – сурово заявил Федор, – вижу, вы решили извести мать! Как вам не стыдно! Чистый садизм, имейте в виду, сейчас мы заберем ее с собой в больницу, и не вздумайте предлагать нам деньги за молчание, обязательно сообщим в милицию о вопиющем факте жестокости. Приклепать старуху к батарее! Заставить выпить дикую смесь! Вы преступник! Небось надеетесь квартиру в единоличное пользование получить.

– Погодите, вы не правы!

– Кто дал ей на ночь эту бурду?

– Я, но…

– А на цепь кто посадил?

– Действительно, я пристегнул Николетту к батарее, но…

– И слушать вас не желаю!

– Федор Олегович, подите сюда! – крикнула Олеся.

Врач, пронзив меня уничтожающим взглядом, ринулся на зов. Я, ощущая себя полнейшим идиотом, двинулся следом.

– Смотрите, – тыкала пальцем под простыню медсестра, – бедняжка спит на колючих мочалках, а еще она одета в жуткий костюм, не пропускающий воздух.

Федор наклонился к Николетте:

– Дорогая, я понимаю, как вы страдали!

– Да, – всхлипнула маменька, – всю жизнь.

– Но теперь с этим ужасом покончено, я позабочусь о вас.

– Спасибо.

– Отвезем вас в клинику и поместим в лучшую палату.

– Мне так плохо? – испугалась маменька. – Я умираю, да?

– Что вы!

– Нет, скажите правду, о чем вы шептались с Ваней? Ах, мой несчастный сын! Как он станет жить без матери! Бедняжка! Кто позаботится о нем, сделает обед, постирает белье, уложит спать, споет колыбельную…

Я молча прислонился к косяку. Ну вот, спектакль под названием «Умирающая мать прощается с сыном» стартовал. Похоже, Николетте не так уж плохо, а тошнит ее от смеси молока, йода, чеснока и аниса, недуг скоро пройдет. Кстати, насчет колыбельной она загнула! Впрочем, маменька никогда не занималась домашним хозяйством, эта миссия всегда была возложена на Тасю, няня не только успешно справлялась с бытовыми проблемами, но и пела мне на ночь песенку про медвежат. Только откуда Федору знать, как обстояли дела у Подушкиных на самом деле? Поэтому он сейчас готов разорвать меня в клочья.