– Вава, – стонала маменька, – все мое принадлежит тебе. Гроб закажи нежно-розовый, это хорошо оттеняет цвет лица, проследи, чтобы челку не уложили на лоб, мне так не идет. Не забудь о Тасе, пусть уж доживает век в квартире, хоть и не заслужила этого. Забери себе мои платья.

– Вряд ли я сумею их надеть, – вздохнул я.

– Это я Тасе говорю.

– Так не влезу в них, – ожила домработница, – лучше продам.

– Нет! Носи.

– Но они малы мне!

– Худей и носи!

– Вам рано думать о смерти, – быстро сказала Олеся, – вы, бабушка, еще долго протянете, этому гаду назло.

Я подавил смешок, ну, сейчас начнется.

Николетта приподнялась на локтях:

– Ба-буш-ка? Я? Никто и никогда еще так меня не оскорблял! Я справила не так давно тридцать пятый день рождения…

В воздухе мелькали молнии. Федор, Игорь и Олеся молча слушали вопли. Николетта высказалась до конца, добавив напоследок:

– А после курса омоложения и антистатики я стану совсем девочкой!!! Посплю прикованной к батарее – и двадцать лет долой!

– Так это вы сами захотели! – осенило Федора. – И цепь, и питье?

– Естественно, – презрительно произнесла маменька, – как же иначе?!

Доктор осторожно посмотрел на меня, я улыбнулся и помахал ему рукой.

– Без проблем, не переживайте.

– Мы уходим! – рявкнул врач.

– Скатертью дорога! – отозвалась маменька.

Медики двинулись к двери.

– А гвоздь? – отмерла Николетта.

– Какой? – обернулся Федор.

– Тот из молока, я его проглотила, – совершенно спокойно заявила маменька.

Доктора кинулись назад, началась суматоха. Через час нас доставили в больницу, на рентген. Просвечивание ничего не показало. Николетта, безостановочно бранясь, выстроила вокруг себя всех дежурных специалистов, требуя извлечь из нее гвоздь.

– Вдруг вы его и не глотали вовсе, – робко предположил один из врачей, – а просто уронили!

Можно я опущу на этой фразе занавес и не стану описывать дальнейшие события? Домой я привез Николетту в десять утра. Всю дорогу она строила планы мести, обещая сровнять клинику с землей.

– Нахалы, – ярилась маменька, – коновалы чертовы! Не найти гвоздь в человеке!

– Шуруп, – некстати влез я.

– Какая разница!

– Большая, гвоздь острый, а шуруп нет, он может сам выйти, съешь побольше каши – и дело с концом, – посоветовал я и испугался.

Сейчас гнев Николетты обратится на меня. Но маменька словно онемела. Речь она обрела на въезде в гараж.

– Теперь я знаю, отчего мне стало плохо, – заявила она, – ты, Вава, перепутал рецепт. Сказано было: положи гвоздь, а ты что сунул? Какой-то шуруп!

– Но они оба из железа!

– Нет! С твоим шурупом не так реакция пошла, этот врач, Федор, полный идиот, но ты еще хуже! Теперь мой организм отравлен.

Сердито бормоча себе под нос, маменька добралась до квартиры Норы.

– Слава богу, приехали, – застрекотала Тася, – я уж испугалась, во, глядите, что нашла в пододеяльнике!

Мы с Николеттой уставились на маленький шуруп.

– Стала постель перетрясать, а он там, – пояснила Тася.

– Почему не позвонила нам? – не выдержал я. – Отчего не сообщила о находке?

Тася разинула рот, поморгала и сообщила:

– Ну не догадалася!

Чтобы не слушать скандал, который маменька закатила Тасе, я быстро переоделся, побрился и позвонил Галине Масляниковой, хозяйке йоркшира по кличке Степа.

– Частное сыскное агентство? – удивилась та. – А я при чем?

– Можно поговорить с вами о взрыве в «Артемоне»?

– Столько раз в милиции рассказывала, право, надоело!

Минут десять я уламывал даму, и наконец она весьма недовольно сказала:

– Ну хорошо, кафе «Дотти» на Тверской знаете, найдете меня в укромном уголке под лестницей. Я личность известная, фанаты мне проходу не дают, вот и приходится прятаться!

– Уже мчусь, – обрадовался я, – но как я вас узнаю?

Из трубки раздался смешок.

– Мгновенно. Я каждый день в телевизоре мелькаю, то один сериал с моим участием крутят, то другой. Не спрашивайте ерунду.

Я положил трубку. Сообщать в этой ситуации, что я ни разу не смотрел многосерийные картины, показалось мне неприличным.

До «Дотти» я добрался без особых проблем, отчего-то Тверская оказалась почти пустой, и место для парковки нашлось сразу. Сочтя это добрым знаком, я толкнул дверь, очутился в длинном зале и спросил у официантки, молоденькой девочки в белой блузке: