— Да, мой господин. Его Высочество, наследный принц Олейор потребовал меня дать клятву на крови, что я буду защищать его ученицу ценой своей жизни. — Он пожал плечами, словно говоря: сами видите, я тут не причем. Все, произвол Вашего сына

— Хорошо. — Улыбка продолжала оставаться на его лице, но уже не была столь кровожадной. — Ты отправляешься с ними и охраняешь Леру. Так и мне будет спокойнее. — И он, чуть ухмыльнувшись, перевел взгляд с сына на Рамона. — Все свободны. А ты, — он вновь остановился взглядом на принце, — задержись ненадолго.

И мы, кинув сочувственный взгляд на нашего новоявленного предводителя, покинули комнату. Вот только, судя по тому, как с одной стороны ко мне пристроился Рамон, а с другой, предложив опереться на его руку, Гадриэль, очень спокойным мой отдых не будет.

— Если тебе удастся закончить все успешно, я передам тебе власть.

Мои брови, как я ни пытаюсь их удержать, стремятся вверх. Я настроился на очередной разнос, а здесь… Или это он решил сменить тактику общения со мной.

— И за что же я удостоился такой чести? — Мне всегда было с отцом нелегко. Но была между нами какая-то теплота, которая сглаживала особо острые моменты. Теперь же… Мое непонимание его целей, той игры, в которую он меня втянул, не дает мне возможности чувствовать себя пусть и не свободно, такого не было никогда, с момента как я взял в руки настоящее оружие. Так, хотя бы, доверяя.

— Прибыл советник с Земли. Саша принес клятву Старшему Дому Д" Тар. Орки теперь замолчат надолго. — Он спокойно смотрит на меня, не смотря на то, что вынужден был сейчас произнести очевидное. То, что в другое время никогда бы не позволил себе озвучить мне вслух. — Да и от остальных в ближайшую сотню лет, пока все эти события будут живы в памяти, можно не ожидать кинжала в спину. Все, что мы задумали — выполнено.

— А Лера? — Я ухмыляюсь. И отхожу к окну, чтобы не видеть, как на его лице мелькнут отблески звериной ярости. Я знаю, он удержит себя от вспышки. Он даже не позволит себе язвительно мне ответить. И, не смотря на его слова, я не уверен, что он освободит мне место Правителя. Чтобы отказать мне в этом, можно найти немало весомых аргументов. А отыскивать чужие огрехи он умеет. Не зря же весь Большой Совет Старших Домов смотрит на него с обреченностью храмовой жертвы.

— Ты допустил ошибку. Но… — я чувствую, как он делает шаг в моем направлении и напрягаюсь. В отличие от него, я, после последних событий, настолько хорошо держать себя в руках не могу, — ты нашел очень удачный способ ее исправить. Клятва Гадриэля открывает для тебя великолепные возможности для этого.

Я ощущаю, он стоит между мною и дверью. И не столько ждет моих слов, сколько хочет видеть мое лицо. И боль, что прячется в глубине моих глаз. Словно мне недостаточно знать, что он недоволен. Так надо еще и продемонстрировать это мне, всеми доступными способами: взглядом, насмешливой улыбкой, больше похожей на оскал, нарочито расслабленной позой, буквально кричащей о том, что я недостаточно силен, чтобы быть его противником.

И я медленно поворачиваюсь. Умоляя свое тело не дать ему повода уязвить меня еще больше. Но… я ошибаюсь. И мое представление об отце, в очередной раз, переворачивается с ног на голову.

Он спокоен. Его уверенный взгляд касается моих глаз. На его лице нет усмешки. А тело, хоть и выглядит расслабленным, но не кажется вызывающим.

— Рядом с ней Рамон не потому, что он — лучше. — Он говорит тихо, словно не со мной разговаривает. Сам с собой размышлениями делится. — Не потому, что он оказался поблизости тогда, когда был нужен. Не потому, что его защита более надежна, чем твоя. У него есть то, чего сейчас не хватает тебе. — И только теперь, прежде чем сделать короткую паузу, в течение которой я, безуспешно пытаюсь заставить себя сделать вдох, его голос становится громче. — Ты не знаешь, чего ты хочешь. От себя. От нее. От вас. И пока ты этого не поймешь, ты будешь ему проигрывать.

— Отец, — я едва смог произнести это слово. Настолько необычным было то, что он говорил, — чего ты добиваешься?

— Я?! — Он чуть заметно улыбнулся. Вот только я, от этой улыбки, едва не взвыл. Настолько мягкой и родной она была. — Я дам тебе последнюю подсказку. Надеюсь, ее тебе хватит, чтобы понять больше, чем я скажу. Я не добиваюсь. Я — хочу. Хочу, чтобы ты был счастлив. — Он пристально на меня смотрит, словно вбивая в меня свои слова. — А теперь — иди. У тебя еще много дел. — И, коротко кивнув, указал мне на дверь.

Хорошо еще, стража, что стояла у входа в малый зал, привычна к виду тех, кто выскакивает после общения с батюшкой. Кто бы это ни был. Наследный принц или член Большого Совета Старших Домов. Так что, мой бледный и взъерошенный вид не вызвал на их лицах никаких эмоций, кроме едва заметного сочувствия. Которое они успели спрятать прежде, чем мой взгляд успел его рассмотреть.

Первые шаги дались с трудом. В ушах продолжал стоять его голос и короткая фраза, которая вряд ли теперь даст мне покоя: "Я хочу, чтобы ты был счастлив".