В среду 30 ноября 1921 года, к вечеру двадцать первого дня, процесс Ландрю закончился. Это один из самых долгих процессов в истории французского судопроизводства, но и человек, которого судили, без сомнения, один из крупнейших преступников Франции.

И вот наконец присяжные признали Ландрю виновным, и суд приговорил его к смертной казни.

Но прежде, разумеется, были выслушаны речи прокурора и адвоката.

Обвинительная речь была произнесена накануне, 29 ноября. Заместитель прокурора господин Годфруа нездоров. До последней минуты никто не знал, сможет ли он выступить. Однако Годфруа счел своим долгом явиться в суд в назначенный день и час.

Изложив вкратце факты, на которых строилось обвинение, заместитель прокурора воскликнул:

— Я много размышлял над словами Ламеннэ. Он говорил, что содрогается при мысли, что существуют люди, которые судят других людей. Размышлял я и над слабостью человеческого разума. Но сегодня у меня сомнений нет! И я не опасаюсь судебной ошибки!

В зале мертвая тишина. Никто не шелохнется. Единственное исключение — сам Ландрю: он делает записи. Внезапно обвинитель указывает пальцем на склоненного над бумагами человека и заканчивает свою речь словами:

— Он не заслуживает сострадания! Его виновность очевидна. Он не был милосерден к своим жертвам, почему же мы должны проявить милосердие к нему? Смерть, и только смерть, поверьте мне, единственная кара за совершенные им злодеяния. У этого убийцы нет оправданий. Он войдет в историю криминалистики как тягчайший преступник. Он хорошо знает, кого отныне может молить о прощении — если только ему, некогда певшему в церковном хоре, еще случается иногда обращаться мыслями к богу.

Защитник Ландрю метр де Моро-Жиаффри берет слово сразу же по окончании обвинительной речи, чтобы попытаться как можно скорее рассеять произведенное ею впечатление.

Всем прекрасно известен ораторский талант де Моро-Жиаффри. Но в тот день он превзошел самого себя. В течение целого часа гармоничная и чистая речь, звучный голос и пластичные, сдержанные движения адвоката держат аудиторию в его власти.

Метр де Моро-Жиаффри обращается сначала к прокурору:

— Вы требуете казни,. О, у меня нет сомнений в вашей искренней убежденности! Вы не опасаетесь судебной ошибки?! Страшные слова! Разве не также говорили ваши предшественники, на чьей совести лежит груз подобных ошибок? Они тоже были честными и убежденными в своей правоте служителями закона. Они всегда были чистосердечны, эти люди, чьи подписи стоят под смертными приговорами.

Адвокат приводит афоризм Эрнеста Ренана: «Есть только один способ найти истину—это сомневаться. А когда она найдена — продолжать сомневаться».

Закончить свою речь до закрытия заседания метру, де Моро-Жиаффри не удается. Он продолжает говорить 30-го утром, но, судя по всему, с меньшим успехом, чем накануне. А быть может, публика, отрезвленная вынужденным перерывом, теперь уже не поддается так легко красноречию адвоката.

Однако в недостатке изобретательности его обвинить нельзя: он предлагает версию, согласно которой Ландрю оказывается в роли торговца живым товаром. По утверждению защитника, все десять исчезнувших женщин находятся в данное время в дальних странах, живые и невредимые. Знать же они о себе не дают, боясь позора.

— Заранее прошу простить меня за грубое, но точное выражение, — восклицает адвокат. — Ландрю торговал женским телом. Возможно, эти женщины сейчас в Америке. Теперь вы понимаете, почему они молчат?

Адвокат кончил. Никто ни на секунду не поверил в его версию. Председатель обращается к обвиняемому:

— Ландрю, можете ли вы что-нибудь сказать в свое оправдание?

Ландрю выглядит абсолютно спокойным.

— Да, — произносит он, — я хочу сделать заявление. Господин заместитель прокурора во вчерашней речи обвинил меня во множестве личных недостатков, пороков и даже преступлений. Однако он имел любезность отметить, что во мне все-таки живет одно благородное чувство: привязанность к семье, любовь к детям и к домашнему очагу. Я клянусь этим чувством, что никого не убивал. Вот все, что я хотел сказать.

Публика встречает эти слова ледяным молчанием. Жандармы уводят подсудимого, а присяжные удаляются, чтобы Припять решение по сорока восьми обращенным к ним вопросам. Часы показывают восемнадцать часов 15 минут.

Зал переполнен. Пахнет едой и табаком; во Дворце правосудия стоит тяжелый дух ночного кабаре. Ожидание затягивается. Раздаются выкрики, кто-то, как в театре, топать ногами, требуя, чтобы присяжные поторапливались. Все недоумевают: почему так долго? Наконец спустя три часа они возвращаются. Их старшина зачитывает ответы на поставленные вопросы. На каждый из них отвечено «да», кроме одного — вопроса о наличии смягчающих обстоятельств.

— Введите обвиняемого, — говорит председатель. Ландрю входит, внимательно вглядывается в лица присяжных. Метр де Моро-Жиаффри поворачивается к нему и шепчет какие-то ободряющие слова. Ландрю молча выслушивает вердикт, и судьи в свою очередь удаляются на совещание.

Они появляются через несколько минут. Все встают. Председатель оглашает перечень преступлений Ландрю, а затем объявляет приговор:

— Суд приговаривает вас к публичному отсечению головы на центральной площади Версаля,

Твердым голосом Ландрю говорит: