Приближалась защита диплома, и Малышевы делались все мрачнее. Никакой возможности зацепиться в Москве у них не было. Шел 1985 год, чтобы получить в Белокаменной работу, нужна была столичная прописка. Конечно, можно было вступить в брак, но ни Жанна, ни Никита так и не нашли себе пару.

А потом им повезло. Проректор по учебе, толстенький, лысоватый мужичонка с маслено поблескивающими карими глазками, стал зазывать к себе в кабинет Жанну. Поводы всякий раз были идиотские – плохо переплетена курсовая, неправильно оформлен доклад…

На пятый раз Константин Петрович нежно взял девушку за руку и… предложил провести с ним приятный вечер в субботу на даче. Жанночка, прекрасно понимая, что за вечером последует и ночь, согласилась. Константин Петрович, кстати, секретарь партийной организации техникума, обрадовался. Жанна, правда, поставила одно условие. Двадцать пятого марта, в субботу, им выдают стипендию, вот получит ее и приедет.

В назначенный день надушенный Константин Петрович ждал девушку в условленном месте. Жанночка пришла хорошенькая, в симпатичной курточке. Весна в этот год выдалась ранняя, жаркая. От нагретой солнцем земли поднимался одуряющий аромат, на грядках полезла первая травка, и у Константина Петровича тряслись руки, когда он отпирал заржавевший за зиму замок. Впрочем, мужик не собирался торопиться. Накрыл стол, поставил бутылку шампанского, налил бокалы, чокнулся с дамой, выпил, повторил и… больше ничего не помнил.

Пришел в себя он только на следующее утро. На даче все осталось в целости и сохранности, кошелек с выданной накануне зарплатой мирно лежал в кармане, исчез только партийный билет.

Похолодев от ужаса, Константин Петрович вернулся домой и наорал на жену, некстати подвернувшуюся под руку. До понедельника он еле дожил, не понимая, что произошло. Ситуация разъяснилась после конца занятий. В три часа к нему в кабинет вошли Жанна и Никита. Парень быстро запер дверь, девушка выложила на стол кипу фотографий. Плохо слушающимися пальцами проректор перебирал компрометирующие снимки. Вот он с Жанной за столом, заставленным бутылками, а вот в постели. Самое интересное, что Константин Петрович не помнил ничего.

– Вы получите снимки и негативы, если выполните наши требования, – отрезал Никита, – отдадим и партбилет.

Константин Петрович похолодел. Аморальное поведение, конечно, очень плохо, но оно ничто по сравнению с потерей красной книжечки.

– Чего вы хотите? – проблеял мужик.

– Два места в аспирантуре и жилпощадь в Москве, можно комнату в коммуналке, – ответила Жанна. – Времени у вас ровно месяц, до следующей оплаты членских взносов.

– Ты специально назначила свидание на день зарплаты, – осенило проректора, – знала, что у меня обязательно будет с собой партбилет, дрянь!

– Спокойно, – ответил Никита.

– А если я не соглашусь?

Парень пожал плечами:

– Нашлепаем карточек и разошлем всем: вашей жене, ректору, в учебную часть, в партийную организацию.

– Между прочим, на них и Жанна есть, – пытался сопротивляться проректор.

– Ну и что, – удивилась студентка, – скажу, полюбила вас, а вы обманули, обещали развестись с женой, еще все жалеть начнут! Лучше подумайте, что вам за утерю партбилета будет, мало не покажется.

Константин Петрович только вздохнул. За пропажу партийного билета следовал в лучшем случае выговор, в худшем торжественное изгнание растеряхи из партийных рядов. Жизнь исключенного из КПСС человека, как правило, шла под откос, на карьерном росте и загранкомандировках можно было поставить жирный крест.

Пришлось проректору покрутиться, но возможности у него были, и Никита с Жанной получили крохотный, девятиметровый пенальчик, правда, в самом центре, на Кропоткинской улице, в аварийном доме. Комната их напоминала колодец – длина и высота помещения почти совпадали. Но брат с сестрой не унывали. Осенью их зачислили в аспирантуру, а в карманах лежали паспорта с вожделенной московской пропиской.

Началось восхождение к высотам благополучия. В Иркутск они больше никогда не ездили и через пять лет стали обеспеченными людьми, даже приобрели кооперативную квартиру. Любопытствующим знакомым, с завистью оглядывавшим три просторные комнаты с чисто вымытыми окнами, Жанночка спокойно врала:

– Мужу повезло, получил заказ на мозаику в американском посольстве, заплатили отлично.

На самом деле источник благополучия был иной, и для удобной эксплуатации «денежной скважины» Жанна и объявила Кита своим мужем. А чтобы кто-то из бывших сокурсников, случайно встреченных на тусовках, не удивился, девушка ловко пустила сплетню. Живут они вместе давно, с четырнадцати лет, но, чтобы к ним в Москве не привязывались, выдавали себя за брата и сестру, а потом поженились. Но друзья юности встречались на их пути редко, а для всех остальных они превратились в молодую бездетную супружескую пару.

Механизм обогащения был прост, как валенок. Сначала подбиралась жертва – мужчина, обязательно семейный, при деньгах и положении. Потом Жанночка начинала кокетничать с объектом. Редкий представитель сильного пола оставался равнодушным к ее белозубой улыбке и стройным ножкам, призывно мелькавшим в разрезе длинной юбки. Как опытная обольстительница, Жанночка знала – возбуждает скрытое. Мини-юбочка, обнажающая конечности до самой «мадам Сижу», на самом деле не эротична. Вот обтягивающее, почти до полу платье, в разрезе которого вдруг показывается точеная ножка, дает полет фантазии. А уж мужчины горазды на выдумки. Словом, осечек не случалось. Рано или поздно начинался роман со всеми аксессуарами – поездками на природу, походами в театр и ресторан. На Жанночку сыпались подарки, как правило, дорогие. Наконец наступала завершающая стадия, отношения плавно перетекали в постельные. Затем следовала кульминация. В спальню влетал разъяренный Никита и с воплем набрасывался на «супругу» и ее любовника. Перепуганный Ромео обычно пытался уладить дело миром. Но успокоить Никиту могла только крупная сумма денег. Отвешивая рыдающей Жанночке сочные оплеухи, Кит орал: