Были споры и относительно его учения, хотя нам остается лишь догадываться, кто спорил и по каким вопросам. Полученные через вторые и третьи руки отчеты свидетельствуют о разногласиях в церковном суде. Говорят, что итальянский кардинал Аккольти назвал

Тецеля porcaccio и обрушился на Приериаса за то, что тот составил ответ Лютеру за три дня, в то время как лучше было бы затратить на его составление три месяца. Говорят, что, узнав о прибытии Экка в Рим, Кайэтан негодующе фыркнул: "Кто впустил это животное?" Говорят, что член церковного суда испанский кардинал Карвахал энергично выступал против принятия каких-либо мер против Лютера. В конце концов было достигнуто единодушие по вопросу об осуждении сорока одного положения его учения. Ранее высказанные Кельнским и Левенским университетами мнения были объединены и упрощены.

Булла "Exsurge"

Всякий, кому известна зрелая позиция Лютера, увидит, насколько поверхностным было его осуждение буллой. Взгляды Лютера на мессу осуждались лишь в том, что касается допущения мирян к чаше причастия. Из семи таинств упомянуто лишь таинство исповеди. Ничего не сказано о монашеском обете, лишь осуждено желание Лютера, чтобы князья и прелаты положили конец паразитическому образу жизни нищенствующих монахов. Ничего в булле не сказано о священстве всех верующих. Все внимание сосредоточено на умалении Лютером способностей человека даже после крещения, власти папы налагать наказание и отпускать грехи, власти папы и церковных соборов провозглашать положения вероучения, а также примата папы и Римской церкви. В одном пункте осуждение Лютера противоречило недавнему заявлению папы по вопросу об индульгенциях. Лютер осуждался за то, что лишь за Богом он оставлял способность прощать наказания, наложенные Божественным судом, в то время как папа только что сам заявил, что в подобных случаях хранилищница заслуг может быть применена лишь посредством ходатайства, но не для судебного решения. Лютер прямо обвинялся в богемской ереси, поскольку в булле утверждалось, что он распространяет определенные взгляды Яна Гуса. Были сурово осуждены два принципа, носившие явный отпечаток воззрений Эразма, - что сожжение еретиков противоречит воле Духа и что война против турок есть противодействие вмешательству Божьему. Сорок одно положение учения Лютера не были однозначно названы еретическими. Их осудили как "еретические, или скандальные, или лживые, или оскорбительные для набожного уха, или смущающие простые умы, или противные католической истине, соответственно".

Кое-кто в то время полагал, что такая формула была принята вследствие того, что церковный суд не сумел однозначно определить, к какой категории те или иные пункты учения следует отнести, поэтому они поступили подобно триумвирам, объявлявшим вне закона врага каждого из них, хотя он вполне мог быть другом двух остальных. В этом, однако, можно усомниться, поскольку в булле была использована стандартная формула предания анафеме, которая уже прозвучала в отношении Яна Гуса.

Написанная булла была представлена папе для написания предисловия и послесловия. В соответствии с атмосферой своего охотничьего угодья в Маглиане он написал следующее:

"Восстань, о Господи, и защити дело Твое! Дикий вепрь ворвался в Твой виноградник. Восстань, о Петр, и защити дело Святой Римской Церкви, матери всех церквей, освященной кровию твоею. Восстань, о Павел, осветивший и озаряющий Церковь своим учением и смертью. Восстаньте, все святые, и вся вселенская Церковь, истолкование писания которой подвергнуто поруганию. Нет слов, чтобы выразить нашу скорбь по поводу возрождения в Германии древних ересей. Печаль наша усугубляется тем, что всегда она первой выступала против ереси. Наши пастырские обязанности не дозволяют более нам терпеть тлетворное зло, распространяемое нижеперечисленными сорока одной ересью. [Они перечисляются]. Мы не можем более в долготерпении нашем страдать от змеи, ползающей в винограднике Господнем. Книги Мартина Лютера, содержащие упомянутые ереси, должны быть исследованы и сожжены. Что же до самого Мартина, то, благий Боже, сколько же отеческой любви излили мы в стремлении отвратить его от заблуждений! Разве не предлагали мы дать ему охранную грамоту и деньги на путешествие? [Подобного предложения Лютер никогда не получал]. Он же в безрассудстве своем обратился к будущему собору, хотя предшественники наши, Пий П и Юлий II, установили за подобные обращения то же наказание, что и за ереси. Посему ныне мы даем Мартину шестьдесят дней на отречение от своих заблуждений, исчисляя их от времени издания сей буллы в его местности. На всякого, предполагающего посягнуть на наше отлучение от Церкви и анафему, обрушится гнев Бога Всевышнего и апостолов Петра и Павла.

Записано июня пятнадцатого дня 1520 года".

Булла эта известна по начальным словам, ее открывающим, - "Exsurge Domine".

Спустя несколько недель папа писал Фридриху Мудрому:

"Возлюбленный сын!

Радуемся мы, что никогда ты не выказывал благоволения сему сыну беззакония, Мартину Лютеру. Мы не знаем, отнести ли это за счет твоего благоразумия или набожности. Сей Лютер благоволит богемцам и туркам, скорбит о наказании еретиков, отвергает писания святых докторов, установления вселенских соборов и декреты епископов римских, придерживаясь мнений, никем, помимо него, не разделяемых, которых ранее не высказывал ни один еретик. Мы не можем более терпеть, чтобы одна паршивая овца портила все стадо. По таковой причине мы собрали совет из достойных братьев. Присутствовал и Дух Святой, ибо в подобных случаях Он не удаляется от Святейшего престола. Нами издана удостоверенная свинцовой печатью булла, в ней из бесчисленных заблуждений этого человека мы избрали те, которыми он извращает веру, соблазняет простые умы и ослабляет узы послушания, воздержания и смирения. Об оскорблениях, коими он осыпал Святейший престол, мы оставляем судить Богу. Мы увещеваем тебя побудить его вернуться к благоразумию и воспользоваться нашей милостью. Если же он будет упорствовать в своем безумии, заключите его под стражу.

Запечатано печатью перстня Фишермана июля восьмого 1520 года и в восьмой год нашего понтификата".

Булла ищет Лютера

Булла достигла Лютера лишь через три месяца, но с самого начала уже распространялись слухи о том, что она в пути. Гуттен писал ему 4 июля 1520 года:

"Говорят, что вас отлучили от Церкви. Сколь же вы могущественны, если это верно. В вас исполнились слова псалма: "Толпою устремляются они на душу праведника, и осуждают кровь неповинную. Но Господь... обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их". Это наше упование; так уверуем же в него. Против меня также плетутся заговоры. Коли они применят силу, то будут силою же и встречены. Я желал бы, чтобы осудили меня. Стойте твердо, не колеблясь. Но зачем мне увещевать вас? Я буду рядом, что бы ни случилось. Встанем же за общую свободу! Освободим угнетенную родину! Бог будет на нашей стороне; а если Бог с нами, то кто же может быть против нас?"

В это же время вновь была предложена помощь от Зиккингена, а также от ста рыцарей. Эти предложения не оставили Лютера равнодушным, однако он не знал, следует ли ему полагаться на помощь человеческую или единственно лишь на Господа. В течение лета 1520 года, пока булла искала его по всей Германии, Лютер пребывал в духовном смятении, то воспламеняясь, то ввергаясь в апокалиптический ужас. Во время одной из неконтролируемых вспышек он призывал к насилию. Новые нападки со стороны Приериаса вызвали ярость Лютера. В распространенном через типографию ответе он возвещал:

"Мне представляется, что если приверженцы Римской Церкви столь безумны, то императору, царям и князьям остается лишь силою оружия обрушиться на это мировое зло и воевать с ними не словами, но сталью. Если мы наказываем воров ярмом, разбойников - мечом, а еретиков - огнем, то отчего бы нам не обратить оружие против этих ненасытных чудовищ, этих кардиналов, этих пап и всей этой своры римского Содома, развращающей молодежь и Церковь Божью? Отчего бы не обрушиться на них с оружием в руках, омыв руки в их крови?"