"Не могу выразить, сколь глубоко я был потрясен. Но кто способен судить их, кроме Мартина, я не знаю. Поскольку речь идет о Евангелии, необходимо организовать встречу этих людей с ним. Они этого желают. Я не писал бы вам, не будь это дело столь огромной важности. Необходимо проявить осторожность, чтобы не выступить нам против Духа Божьего, но однако же и не оказаться одержимыми дьяволом".

Но подобного рода беседа с Мартином показалась курфюрсту опасной. Это грозило новыми беспорядками для Виттенберга. Городу уже досталось достаточно - таково было мнение Спалатина.

Лютер в своих письмах отвергал этих пророков, исходя из религиозных оснований, поскольку очень уж бойко они говорили.

"Те, кто знает о вещах духовных, прошли долиной теней. Когда эти люди говорят о сладости и о перенесении на третьи небеса, не верьте им. Всемогущий не говорит с людьми непосредственно. Бог есть всепоглощающее пламя, посему ужасны сны и видения святых... Проверьте духов; а если вы не можете этого сделать, то последуйте совету Гамалиила и ждите".

В другом письме он добавлял:

"Уверен, что мы можем справиться с этими подстрекателями, не прибегая к мечу. Надеюсь, что князь не запятнает руки свои их кровью. Не вижу никаких оснований из-за них возвращаться домой".

На Фридриха обрушивалось одно потрясение за другим. Следующим последовал удар справа. Отзвуки шумных событий в Виттенберге достигли слуха герцога Георга за границей, и конфессиональный раскол присоединился к старому соперничеству между двумя домами Саксонии. Вскоре Лютер мог назвать всю противостоящую ему троицу - это были папа, герцог leopr и дьявол. В данное время герцог был наиболее активным из троих. Он присутствовал на Нюрнбергском сейме и убедил его участников направить Фридриху Мудрому и епископу Мейссенскому, который осуществлял церковное руководство округом Виттенберга, следующее послание:

"Мы слышали, что священники служат мессу по мирскому обычаю, пропуская существенные ее части. Они освящают святое таинство на немецком языке. От причащающихся не требуют предварительной исповеди. Они берут символы в свои руки и в обоих видах. Кровь Господа нашего подается не в потире, но в кружке. К таинству допускаются дети. Священников изгоняют от алтаря силою. Священники и монахи женятся, а чернь подстрекается к безнравственности и бунту".

В ответ на это послание епископ Мейссенский испросил позволения Фридриха Мудрого совершить поездку по всем его владениям. Фридрих согласился, хотя и не дал никаких обещаний принять какие-либо меры к нарушителям установленного порядка. Затем 13 февраля Фридрих издал собственное повеление, адресовав его университету и церковному совету Замковой церкви.

"Мы зашли слишком далеко. Простой человек подстрекается к безнравственному поведению, а воспитание оставлено в пренебрежении. Нам должно помышлять о слабых. Образа необходимо оставить до последующего уведомления. Вопрос о нищенстве надобно закрыть. Не разрешается пропускать каких-либо важных частей мессы. Спорные вопросы нужно обсудить. Карлштадт более не должен проповедовать".

Едва ли этот документ можно посчитать полностью направленным на отмену реформ. Фридрих просто приказал остановиться, призвав обсудить положение, но он весьма подчеркнуто отменил январское постановление городских властей. Если реформам надлежит быть, он исполнен решимости проводить эти реформы не в масштабе города, но в целых областях, распространив их впоследствии на всю Германию. Карлштадт повиновался и согласился более не проповедовать. Цвиллинг покинул Виттенберг.

Приглашение вернуться

Но городской совет принял решение отвергнуть указ курфюрста, предложив Мартину Лютеру вернуться домой. Приглашение было послано ему от имени "Совета и всего города Виттенберга". Если курфюрст отменит постановление совета, то совет вернет домой вдохновителя всего этого движения. Возможно, они ожидали, что Лютер окажет умиротворяющее воздействие. Карлштадт и Цвиллинг разжигали пламя. Меланхтон пребывал в смятении, подумывая о том, чтобы уехать подальше от радикалов, и откровенно говорил: "Плотина прорвана, и я не в состоянии направлять течение вод". Совет не знал, где кроме Вартбурга искать руководителя и, не посоветовавшись с курфюрстом, даже не известив его о своих намерениях, пригласил Лютера вернуться.

Лютер хотел вернуться, поскольку еще в декабре говорил, что не собирается оставаться в своем убежище дольше, чем до Пасхи. Он останется там, пока не завершит том своих проповедей и перевод Нового Завета. Далее он предполагал обратиться к переводу Ветхого Завета и обосноваться где-нибудь неподалеку от Виттенберга, чтобы иметь возможность консультироваться с коллегами, более сведущими в еврейском языке, чем он.

Фридрих мудрый

В это время Лютер руководствовался больше академическими соображениями, чем желанием взять на себя руководство Виттенбергом. Но, получив прямое приглашение от городских властей и горожан, он воспринял это как зов Божий.

У Лютера хватило любезности известить курфюрста о своих намерениях. Фридрих ответил, что, наверное, сделал недостаточно. Но что ему надобно делать? Он не желает идти против воли Божьей, но равным же образом не желает провоцировать беспорядки. Нюрнбергский сейм и епископ Мейссенский угрожают вмешаться в его дела. Если Лютер вернется, а папа с императором вмешаются, чтобы помешать ему, курфюрст будет весьма опечален. Но если курфюрст воспротивится, то в его землях произойдут небывалые волнения. Что касается его лично, то курфюрст готов пострадать, но хотел бы знать - за что. Если он удостоверится, что этот крест от Бога, он понесет его: но в Виттенберге уже давно никто ничего не может понять. Вскоре произойдет новое заседание сейма. А тем временем Лютеру следует затаиться. Время может принести с собой огромные перемены.