Вечером, пока Лика готовила ужин, Вадим позвонил Константину:

— Угу, — бросил тот. — Если думаешь, что могу сообщить что-то новое, то не обольщайся. Не метеоры.

— К батюшке ходил?

— Были ребята.

— Результат? А то он мне три раза отзвонился.

— А ты звонки блокировал, да? — догадался Уваров и хохотнул. — Ну, дык понятно… Батюшка твой гневался поначалу, но пачку зелени увидел и успокоился. Поможет.

— Не сомневаюсь. Я тебе с просьбой звоню. Нужно организовать охрану Лики. Нездоровая ситуация складывается вокруг нее.

— А подробнее?

— Племянницу сегодня у дома видел. С хорошим она не ходит, как бы еще, что на счет Лики не придумала.

— Были прецеденты?

— А ты не знаешь?

— Да поступают доклады, но еще не смотрел.

— Посмотришь и узнаешь. Так что с охраной?

— Неужели тебя правда интересует лялькино благополучие? Удивляешь ты меня.

— Я тебя еще больше удивлю. Позже.

— Похоже на угрозу, — хмыкнул Уваров. — Мне начинать бояться или обождать? Ладно, вопрос риторический. Пошлю я завтра мальчиков, пропасут твою ляльку. Сегодня-то надобности нет, правильно понял?

— Правильно, — усмехнулся Вадим.

— Тогда бывай, или еще что надо?

— Пока, нет. До встречи.

Глава 15

Лика приоткрыла глаз и вместо привычного циферблата будильника увидела глаза Вадима. Он насмешливо хмыкнул и, взяв часы, показал девушке:

— 8. 50.

— Откуда ты знаешь, что я хотела узнать время?

— Заметил твою привычку смотреть на это реликтовое чудовище, как только просыпаешься.

— Плохо, да?

Вадим хмыкнул:

— Нет, забавно.

— Может быть, — Лика села внимательно рассматривая мужчину.

— Что-то не так? — выгнул тот бровь, удивленный ее озабоченным видом.

— Мне снился сон.

— Всего-то? Поздравляю, — сел, с насмешкой поглядывая на девушку.

— Не смейся Вадим, это был не просто сон, а видение.

— Да? — встал и начал одеваться: область подсознательного его интересовала мало, в реалиях забот хватало. Девушка молча наблюдала, как он одевается, потом принялась одеваться сама, обдумывая увиденное, примеряя его к Вадиму. `Конечно, он мог… но ведь не сможет', - пыталась уверить себя, но память вытащила контраргументы, ломая линию защиты.

Лика вздохнула: она обязана его остановить, вытащить из грязи, пока он не утонул в ней, думая, что топит других:

— Ты ненавидишь своего брата, и вообще — семью Грековых.

— Странное заявление, не находишь? Особенно для человека, который только проснулся. Можно узнать, это во сне тебе в голову пришло? — спросил сухо, недовольный ее прозорливостью.

— Мне снилось, что ты принес им подарок — огромный, яркий, красочный сверток с праздничным бантом, — хмуря брови начала рассказывать Лика, глядя в одну точку. — Поставил его на обеденный стол, за которым собралась вся семья, и… не помню кто… не помню… развязал бант. Сверток раскрылся, и стало видно разбитое глиняное блюдо, из которого стали расползаться насекомые, змеи. Мухи, осы взвились над столом и стали кусать каждого, сидящего за ним. Все вскочили, начали отбиваться, а их жалили… а ты смотрел, как они мечутся, кричат, и смеялся. Смеялся, смеялся…

— Это не сон, Лика, а кошмар, — качнул головой Вадим, разворачивая девушку к себе. — Я где-то читал историю: женщине приснилось, что ей изменил муж с соседкой, и она под впечатлением, рассказала ему, одевая сынишку в дедсад. Мальчик, понятно, тоже слушал, но не понял, что мама рассказывает сон, а не правду, и поведал об услышанном соседскому мальчику, с которым был в одной группе. Вечером его забирал отец и узнал по дороге, что оказывается мама с соседским дядей — любовники. Было нудное выяснение отношений с супругой, закончившееся объяснением с соседями. Хорошо, что обе пары были людьми разумными и дружили с чувством юмора, а если б нет…. Представь, чтоб случилось?

— Вадим, кроме сна есть и другие подтверждения: например ты называешь их семьей Грековых, но они твои родственники. И ты тоже Греков… Но ты, словно ограждаешь себя и их, делишь на `я' и `они'.

— Естественно: я — это я, они — это — они. Я смотрю, ты не поняла, к чему я привел пример? — начал раздражаться мужчина. — Завтракать будем или ударимся в мистику, проштудируем сонники?

— Мне страшно за тебя, — качнула головой Лика, всхлипнув. — Ты не принимаешь всерьез мои слова, но истина от этого не меняется. Я точно знаю — произойдет что-то страшное, а возможно — уже происходит, и затронет всех, включая тебя. Я почувствовала перемены еще в тот день, когда увидела твой портрет на стекле, и не могла понять — какие перемены? А теперь точно знаю — плохие. Зачем, Вадим? Что ты хочешь — раздавить, убить? Кого именно, почему?

— Перемены уже произошли. В твоей жизни, моей, если ты считаешь их плохими, то… мне остается лишь сказать: очень жаль, потому что я их считал — хорошими, — не скрывая разочарования и недовольства, заметил Вадим и пошел на кухню ставить чайник.

Лика поплелась за ним, смущенная его недовольством и своей настойчивостью.

— Ты обиделся?

— Нет, — бросил, не глядя на девушку. Разлил кипяток по чашкам и положил пакеты с заваркой.

— Я испортила тебе настроение?

— Да. Согласись очень неприятно с утра получить обвинение в несуществующих грехах, вместо ожидаемого: `доброе утро', - сказал, разглядывая заварочный пакет в чашке.