— Мне жаль… прости…

— Не стоит. Лучше расскажи, что ты хотела? — прошептал.

Его голос сводил меня с ума, а ласки расслабляли. Бройслав действовал на меня, как наркотик, и я не смогла промолчать:

— Узнать, понять.

— Что? Что буду делать? Чем тебе грозит связь со мной? Как видишь, ничем кроме блаженства.

— А другой?

— Другой? — он замер надо мной, с любовью вглядываясь в лицо. — Другая бы осталась с Печи, я даже к ним не подошел.

— И ты бы отпустил?

— Да. Сначала. А потом убил обоих. От меня не уходят, девочка, — и впился в мои губы.

Невыносимо было лежать распятой на капоте и чувствовать, как язык Бройслава заполняет рот. Энеску полностью владел мной и вместе с возмущением на эту тему пришло вдруг осознание — мне нравится принадлежать ему.

— Я бы тоже убила, — прошептала я, когда он освободил мои губы. — За то, что ты делаешь сейчас.

И это было правдой. Однажды я оказалась почти в такой же ситуации. Тот мужчина прожил ровно пять дней после…

— Надеюсь, прецедентов не было? — лицо Бройслава напряглось, взгляд стал острым и въедливым, в зрачках мелькнуло пламя, и я четко осознала, что назови сейчас кого угодно, и ему не жить. Бройслав ни думать, ни разбираться не станет — приказ отдаст и пращурам привет. За меня? За давнее, покрытое мхом и мраком прошлое, в котором не было его, и я жила неправедно и далеко не правильно?

Но разве так бывает? Разве привязываются настолько крепко, словно сплетаются корнями, и клетка в клетку втравливается?

— Были, — понял он, и губы побелели. Не знаю, отчего ему стало так больно, но то, что стало — увидела: лицо как судорогой свело, и взгляд, что лед стал, ладонь разжалась, выпуская мои руки. И отошел от меня.

Я чувствовала себя оплеванной, униженной и не понимала, за что и почему.

Попыталась слезть с машины и чуть не упала. Бройслав подхватил меня, но было поздно — сказка, что он подарил мне, рассыпалась и отдавала горечью обычного предательства.

Я ударила его, пытаясь оттолкнуть, и взъярилась, понимая, что он не отпускает, запутывая меня еще больше своим непредсказуемым необъяснимым поведением. Я колотила его, вымещая боль прошлых ошибок и бед, страхи и печали, а он терпел и лишь смотрел на меня как на несчастного больного ребенка. Обнял меня и держал, пока я не затихла.

Не знаю, что случилось со мной в ту минуту, но я вдруг заплакала. Впервые за долгие годы слезы вспомнили обо мне и ринулись наружу.

Бройслав снял пиджак и, накинув мне на плечи, жестом позвал Гарика.

Меня как вещь засунули в машину и отправили домой. Без Бройслава.

Из этого я сделала вывод — этот вечер был финалом в наших отношениях.

Энеску стоял и смотрел на деревья, надеясь избавиться от гнетущей ярости внутри. В ушах стояли тихие всхлипы Лены и мутили разум. Ему бы хотелось повернуть время вспять и хоть что-то исправить, хоть чем-то помочь девочке, но он понимал, что в этом бессилен и потому злился еще больше.

Гарик подошел почти неслышно, встал в метре от хозяина.

— Отправил? — тихо спросил Орион.

— Да. Минут через пять уже дома будет.

— Гербер?

— Прибыл. Он и присмотрит. С ней все будет нормально, Орион.

Бройслав кивнул, сжав зубы.

— Поехали?

— Я прогуляюсь.

Гарик понял, что на душе у друга муторно и не стал лезть, кивнул и отошел. Ему отчего-то было жаль девчонку, вопреки рассудку, что говорил — притворство, ничего больше. Но сердце сжималось от сочувствия, и было грустно, что жизнь перемалывает и женщин, и мужчин, и маленьких, и взрослых, и не рознит ни по каким приметам, и бьет без скидок, не меря силы.

Бройслав медленно шагал по затихшим улочкам и, поглядывая в небо, думал, как излечить Лену от боли прошлого, что сделать для нее, чем помочь? И понимал одно — он не станет ждать и не будет больше уговаривать ее выйти за него замуж. Завтра она станет его женой и никто, никогда больше не обидит ее, не заденет ни словом, ни делом.

И небо в том порука. Достаточно тем, кто где-то там пишет сценарии человеческих жизней, той тягостной разлуки, в которой любящие пробыли десяток веков.

Больше ни минуты врозь.

Глава 26

Я проснулась от острого запаха кофе и шороха. Открыла глаза и увидела Бройслава, сидящего у окна в кресле и мирно потягивающего кофе из белой с позолотой чашки. Его элегантный вид, стянутые на затылке волосы, спокойное лицо и взгляд с сонно-надменной поволокой не вязался со вчерашним экстримом для его и моей психики.

Чудеса.

Я села и уставилась на него, соображая, куда милок собрался в смокинге и почто ко мне заглянул. Мысль, что он продолжит склонять меня на узы Гименея, напрягала и после вчерашнего разговора и моей одинокой ночи казалась не актуальной.