Шрифт:
— Спасибо, но не стоило тратиться. И беспокоиться не о чем — вы ничего не должны. Будь я на вашем месте, вы бы пожалели для меня чашку чая и кусочек хлеба?
— Нет.
— Вот видите.
— Галя сказала, вы приезжая. Откуда, если не секрет?
— Из Балашихи. Бывали?
— Не довелось.
Женщина разрезала душистый пирог и по кусочку положила на тарелки. Я с минуту разглядывала выпечку, чувствуя себя первоклассницей. Меня словно окунули в тот год, в то время, когда печаль и беда еще не разъели атмосферу тепла и уюта в нашем доме. На какое-то мгновение мне показалось, что все вернулось: я дома, рядом мама и папа, и я, зная, что нас всех ждет, еще могу что-то исправить. Только как?
Я подняла взгляд и заметила, как переглянувшись, Леонид и Галя, тепло улыбнулись друг другу, почти так же, как мама улыбалась отцу, а тот ей.
Намек, знак? Я будто меж матерью и отцом вбиваю клин, становясь причиной их развода, хотя и не была им. Но если подумать — такая же, как я много лет назад была на моем теперешнем месте и точно так же терпеливо и намеренно окручивала отца…
Я лезу в жизнь Леонида и Гали, в отношения, что без слов и объяснений ясны и понятны и на зависть удивительны. Если любовь такая, я бы поклонилась ей без всякой желчи, но червячок сомнения все же ел меня. В моих руках оказались жизнь и счастье двух человек, не в первый раз, но возможно в последний, и впервые я не имела желания влезать меж ними, давить и ломать их отношения, хоть и должна, хоть и выбора не было. Ведь моя жизнь тоже была в чьей-то безжалостной руке, и все это была моя жизнь, а я никому не позволяла решать за себя жить мне или умирать, говорить или молчать. В той среде, где я жила, ни один не имел морального права судить меня и потому не мог решать.
А я вот могла сейчас здесь по праву сильного и владеющего информацией. И это было выгодно мне, но… я готова была сама расплатиться за чужое, чем заставить платить их за себя.
Странно. Мои мысли меня не радовали и очень удивляли. Мне казалось, я напрочь лишила себя жалости, понимания, желания помочь, совершить нечто глупое, но благородное, как лишила себя всяческих морально обременительных раздумий, всего, что может как-то побеспокоить мою душу. Она не беспокоила других, не интересовала, так почему я должна беспокоиться о них, интересоваться, больно им будет, плохо, хорошо?
Но душа конфликтовала с разумом, устроив бунт не первый раз, но, как всегда, не к месту и времени. А тут еще просто повальная череда мистических видений — к чему? Или это сверху кто-то решил дать мне шанс исправить хоть что-то и намекает о приближающемся суде Божьем?
Но я подожду каяться — это всегда успею.
И принялась за пирог, давая себе время справиться с ненужными метаниями. В таком настроении ворону не очаруешь, а уж что говорить о мужчине? Они любят веселых и беззаботных.
Леонид то и дело поглядывал на меня, но взгляд был скорее изучающим, чем завлекающим. Зоя тоже странно косилась на меня и болтала о погоде, телесериалах и прочем вздоре. А мне казалось, я все это уже слышала и видела: эту кухню, пирог и пузатые чашки с позолотой. И сидящих рядом за столом знаю тысячу лет, и они близки мне, известны очень хорошо, несмотря на то, что я вижу их второй раз в своей жизни, не считая изученных вскользь стандартных автобиографических подробностей и фотографий.
Вот только мистики на мою голову не хватало.
— Простите, Зоя, — сказал Леонид, отодвигая чашку, и совсем не как англичанин облокотился на стол. — У меня такое чувство, что я вас где-то видел. Мы не могли встречаться раньше? Силюсь вспомнить, но не могу, хотя у вас очень приметная внешность, яркая.
— У меня такое же чувство. Что-то смутное, будто мы были знакомы, — поставила чашку на блюдце Галя и уставилась на меня, словно я ключ от всех загадок.
— Где бы мы могли встретиться? И когда? Хотя, вряд ли.
— В Англии были? — спросил Сергеев.
— Нет, — изобразила недоумение. Была я в Англии, в Лондоне, но тебя я там точно не видела.
— А Геленджике? — спросила Галя.
— Нет, — качнула головой, отрицая. Хотя была и не раз. Но там, где жила я и гуляла, не могла жить и гулять она.
— Чем увлекаетесь?
`Дайвингом, альпинизмом и горнолыжным спортом, а также игрой на нервах и душах'.
— Марки собираю, — пискнула скромно.
— Н-да? Я когда-то собирала открытки, — улыбнулась женщина.
— А я календарики, — вставил мужчина, и оба опять уставились на меня.
`А что я-то, что я? — пожала плечами.
— Ничего общего.
— Почти. Мне кажется, нас что-то связывает…
`Мне тоже. Но я в этом уверена, потому что знаю, что'.
— Я давно заметила странную систему закономерностей. Встречаешь человека, и он кажется тебе знакомым и ты ему тоже, но когда выясняешь, когда, как, где могли встретиться, ни он, ни ты не можете вспомнить. Более того, выясняется, что вы вообще не могли видеться. И тем не менее ты знаешь этого человека. А бывает тоже самое, но он вызывает в тебе немотивированный страх или злость. Не располагает одномоментно, а наоборот, отталкивает. И при этом может ничего отталкивающего не иметь ни внешне, ни в характере, ни в манерах.