— Влюбился.

— Орион?

— Орион. Тебе тоже советую. Пока на себе не прочувствуешь, никогда не поймешь ход мыслей влюбленных.

— Это крен, а не ход мыслей.

— Не скажи, я, например, Ориона понимаю. Правильно он поступает — он ее своим именем прикрывает. За девчонкой охота идет. Ладно сейчас людей Аббаса со спецурой стравили, сгоревшую машину подложив, но это временная передышка, а что дальше будет? Где гарантия, что рано или поздно они не докопаются до истины, не пойдут по следу? А так он прикрывает ее, давая понять: господа, у вас есть выбор — либо успокаиваетесь, либо имеете дело со мной.

— Нур-Хайли это не остановит.

— Но притормозит. А там договорятся.

— Угу. Даже догадываюсь как.

— Точно. Отдаст лабораторию вместе со всеми разработками, на том и помирятся. Хороший ход — у нас все равно все встало, продолжать поиски Бройслав точно не будет — у него теперь интереснее занятие есть, — рассмеялся Иван.

— Что тебя веселит? Может информация на эту?

— А что — жила, голов не считая. Каких людей разводила — браво!

— Она шлюха! — процедил Фомин, не разделяя веселья друга. Тот помолчал, дожевал конфету, дочитал досье и повернулся к Гарику:

— Шлюха, — кивнул. — И что?

— Ты бы женился на шлюхе? Взял в жены такую бабу, как она?

Лейтенант в раздумьях пожонглировал конфетами, зажал их в одну руку и спросил:

— Ты Анну мою знаешь. Как она тебе?

— Редкая женщина.

Гарик не кривил душой — он действительно считал жену Ивана женщиной редких достоинств. Мало умница, еще красавица, семье и мужу верна, мягкая, домашняя, понимающая, добрая. Сроду он не слышал, чтоб Иван с Анной ссорились, а если учесть, что характер у того не сахар, то ясно, насколько терпелива с ним жена, насколько любит, если любые эскапады прощает. Да одни его командировки, по полгода порой, чего стоят. Не каждая выдержит.

— Редкая, — кивнул Иван, рассматривая золотистый фантик конфеты в своей руке. — Я никому не говорил — наше это дело… Она тоже шлюхой была.

— Анна?!

— Анна. Любовников меняла по два раза в день.

— Не верю.

— Стал бы я болтать… Сама мне все рассказала, если не это, наверное… хотя… Нет, все равно бы женился. Люблю я ее и точно знаю — она меня тоже. Пятнадцать лет вместе, а словно вчера только встретились.

— Она тебе?… — нахмурился Гарик, изучая лицо друга. Не верилось ему, но в тоже время он точно знал — Иван о таком не станет разговор заводить попусту.

— Нет, точно знаю — ни разу не изменила.

— А ты?

Он криво улыбнулся:

— Не поверишь — тоже. Визуально — да, а на деле — нет. Посмотришь на одну: мордашка ничего, ножки, грудь, и тут же Анну вспоминаю. Ее хочу, а эту нет. Так пофлиртуем и разойдемся. Мне с Анной спокойно, тепло и… родная она, моя. Это не объяснишь, — плечами пожал. — Нет пожара как в юности, есть нежность и… не знаю. Все — она, она — это все, что нужно. Она цель, жизнь, а все остальное ерунда. Мелочь. Я в жизни много чего не так сделал, сглупил где, где перегнул, но встреча с ней, наши отношения, они все это исправляют, оправдывают. Есть Анна, и все не зря, и я не впустую живу.

Гарик потер шею в раздумьях, искоса поглядывая на Ивана:

— Как ты решился?

— И не жалею.

— Ревновал?

— И сейчас порой ревную. Умом понимаю — глупо к прошлому ревновать, а срываюсь. Хотя скорей это не ревность, а страх потерять ее. Маришка вся в нее… Вот обрадуются мои девочки, что больше никаких командировок, — сказал, с мягкой улыбкой глядя в окно. И видел не парковую золу, не розовые кусты — свою жену, их встречу, ссоры, споры, объятья. Их совместную жизнь, что наградила их и трудностями, и счастьем, и плохими минутами и хорошими, но сейчас вспоминаешь, и кажется, что и самое плохое было прекрасным, а сколько еще впереди?

Гарик взял конфету и принялся жевать ее, раздумывая над словами друга. В своей жизни он любил лишь одну женщину — свою мать. Остальное: увлечение, порыв, страсть, похоть. Но любовь? Только матери он не забывал говорить «люблю», но другой женщине даже не думал такое сказать. И казалось ему, что живет он правильно, а тут сомнения прокрались — не упустил ли чего важного?

— Может тоже на шлюхе жениться? — усмехнулся криво.

Иван тяжело посмотрел на него:

— Анна меня спросила как-то: почему, когда мужчина женщин меняет — он не шлюха, а если женщина, то она самая? Ведь по сути каждый ищет одно — себя рядом с другим, свое место в другой душе. А найдешь — и никто уже не нужен. Так что не обольщайся — не ты выбираешь — твоя душа, а ей все равно кто тот, к кому она потянется. Она не к телу устремится — к своему месту в родной душе. Твоя любимая может оказаться страшнее атомной войны и стервой редкостной, но для тебя станет ангелом во плоти, как и ты для нее, и никто вас не переубедит, что это не так. Я от души тебе советую, научись любить женщину. Не мать, не друзей — в этом тебе нет равных — женщину, с которой ты раскроешься полностью. Долг, верность, честь, дружба — эти понятия часть тебя, но ты все равно неполноценен, если не добавишь к ним любви. В этом отношении у тебя мизерный опыт.

— Зато у тебя, смотрю, его с лихвой.

— Иногда мне кажется, я старше этого мира. Он не удивляет меня и не увлекает, потому что все, что мне нужно, я уже получил, а большего мне ничто и никто уже не даст, да мне и не надо. Но немного завидую — тебе, Бройславу, его девочке — у вас еще все впереди. Как ни крути, а научиться любить наверняка главный урок нашей жизни.

— Задачка не из легких, — заметил озадаченный Гарик. — Любить мать — это понятно, друга — тоже, они не предадут, но постороннюю женщину? Бабы переменчивы как ветер, и доверяться им?