стратегический успех".

Эту книжечку и раскупали немецкие офицеры перед войной.

1940 год. Появилась директива "О едином генеральном плане повстанческого штаба

ОУН":

"… необходимо, чтобы на Украине действовала организованная политическая сила,

которая бы возглавила вооруженное восстание. Такая сила у нас есть. Она

действует, организует массы, выводит их на борьбу".

Национальное украинское движение действительно было организовано еще до начала

войны с СССР, даже до вторжения немцев в Рурскую область. Первый конгресс

украинских националистов прошел в Вене (Австрия) в 1929 году. Возглавлял

полковник армии УНР Коновальцев. Именно он разработал идеологические положения

по организации структур и действий. До 1936 года он жил в Женеве, а в 1940 г.

переехал в Берлин. Затем его уничтожили и ОУН разделилась на два лагеря: Бендера

и Мельник — ОУН «Б» и ОУН «М». Мельниковцы соглашались на глубокое

сотрудничество с Германией, а бендеровцы предлагали ориентироваться на другие

страны.

Несмотря на некоторую несогласованность меж собой, ОУН «Б» и ОУН «М» помогли

немцам начать вербовку молодых украинцев зимой 1940/41 гг. В Лигнице был

сформирован целый батальон из служивших в польской армии. Его назвали «Нахтигаль».

Задача батальона была не только ведение боевых действий, но и прежде всего

пропагандистское влияние на население.

Затем был сформирован еще один батальон из украинцев и фольксдойче, который

переправлял оружие через границу своим людям. Параллельно велось формирование и

переобучение военнопленных белорусов для ведения диверсионных действий на

территории СССР, грузинских эмигрантов. Согласно распоряжению N53/41 отдела

иностранной разведки, немцы готовили восстание грузин на территории Грузии.

Кроме этого так же были использованы эстонцы, латыши, литовцы.

С позицией одной стороны ясно. Слушаем другую:

Константин Симонов, из записей в личном дневнике:

"… с востока на запад шли гражданские парни. Они шли на свои призывные пункты,

к месту сбора частей, мобилизованные, не хотевшие опоздать, не желающие, чтобы

их сочли дезертирами, и в то же время ничего толком не знавшие, не понимавшие,

куда они идут. Их вело вперед чувство долга, полная неизвестность и неверие в то,

что немцы могут быть здесь, так близко. Это была одна из трагедий тех дней. Этих

людей расстреливали с воздуха немцы, они внезапно попадали в плен, они шли без

документов, и поэтому, иногда случалось, их расстреливали наши".

Это не коммунист — человек писал, не для партии — для себя, иначе бы последнюю

строчку, порочащую Красную Армию, вымарал или близко к теме возможных расстрелов

со стороны своих не подошел.

Но допустим — пропаганда. Послушаем одного из рядов уже высказавшихся —

эмигранта Б. Л. Двинова: "Власовское движение в свете документов", выпущенная в

Нью-Йорке: "Надо раз и навсегда отказаться от кое-кому удобных, но совершенно

неверных настроений о том, будто Красная Армия и русский народ только и мечтали

о приходе немцев. Это представление ни в малейшей степени не представляет

действительности. Признавая элементы пораженчиства в армии и народе, необходимо

в оценке его строго соблюдать пропорции. К тому же пораженчество было довольно

скоро изжито даже в этих скромных размерах. Этому способствовало то, что очень

скоро завоеватель сбросил маску "освободителя народа" и явился русским во всей

реальности жестокого беззакония".

Из записей аналитика СД:

"До сегодняшнего дня упорство в бою объяснялось страхом перед пистолетом

политрука и комиссара. Иногда полное безразличие к жизни истолковывалось, исходя

из животных черт, присущих людям Востока. Однако снова и снова возникало

подозрение, что одного голого насилия недостаточно, чтобы вызвать доходящую до

безразличия к собственной жизни решимость в бою".