Вот тут некоторые говорят, что в наше время нет настоящей любви. "Нету, ее нету", - утверждают они. А я говорю наоборот.

Как так нету? Есть! Есть она, единственная и неповторимая. Единственная и неповторимая в жизни. Есть. Вернее, была. У меня была любовь, а ее погубила химия. У меня была любовь, ее сгубила химия, а я стал тем, кем я сейчас являюсь. То есть - никем.

Вот слушайте.

Но только снимите, пожалуйста, шапки. Снимите шапки, ибо я буду рассказывать тра-а-гическую историю из собственной жизни.

...Влюбился я раз. Сижу в театре ТЭЗ, где дают Шекспира.

И чувствую, что чем-то воняет.

– Галя, - говорю я своей невесте.
– Галя, тебе не кажется, что здесь чем-то воняет?

А она не отвечает, увлеченная произведением гения. Что ж, и в этом мы с ней сошлись. Я тоже, можно сказать, без ума от Шекспира. Если бы он сейчас жил, то я любил бы его, наверное, даже больше, чем родного брата. Но Шекспир умер, а брата у меня нет. Я жил один и дожился до того, что влюбился в Галю.

– Галя, - говорю.

Не отвечает. Увлеклась, голубушка. Ах, как я ее любил. А на сцене все актеры скачут. Как черти. Кувыркаются и поют песни на музыку Высоцкого, а также квартета "Битлз", а также французского ансамбля "Компаньон де ля шансон".

А я чувствую, что в зале чем-то воняет.

– Галя, - говорю я.
– Чем же воняет? Не то бензином, не то еще каким соединением? Что это такое? В чем

дело, спрашивается?

Молчит моя Галя, потому что на сцене монах вдруг пустился в не запланированный Шекспиром вокальный монолог о том, что героям всего по четырнадцати лет и как-де отнесутся к этому факту последующие и грядущие изнеженные поколения.

Я терпеливо дождался конца монолога и, когда монах ударился в пляс, под шарканье его театральных подошв снова обратился к невесте:

– Галя! Тебе не кажется...

При этом я ее сильно потряс за плечо, так что она была вынуждена обратить на меня внимание.

— Что ты говоришь?

— Тебе не кажется, что в зале воняет бензином?

— А? Нет. Нет.

— Или какой-то еще химией?

— Да нет же, нет, - отвечала Галя и в знак того, что мы скоро поженимся, провела ладошкой по моей щеке.

После чего вновь погрузилась в разглядывание похождений лихих веронцев, один из которых взял да и натурально влез по канату в тюзовские небеса. Гул одобрения прошел по залу.

— Как это смело! Как это по-хорошему хорошо!
– воскликнула сидевшая рядом поэтесса Нарециссова.

— И не кажется мне, а на самом деле есть. Воняет, -

пробормотал я и стал проситься вон из театра.

И мы с несколько недовольной Галей вышли на улицу, где снежинки, совершая плавные вращения, падали на землю. Сквозь падающие снежинки полупросвечивали вечерние фонари, и я взял Галю под руку, и мы пошли как бы навстречу новой жизни, а в частности, к ней домой.

Квартира Гали, где она проживала со своими престарелыми родителями, имела высокие потолки и уходящие вверх стены.

В прихожей висели лосиные рога и прекрасная длинная вешалка со специальной длинной дубовой доской.

Кстати, этой доской, кроме меня, никто не пользовался, а все почему-то предпочитали вешать имеющееся на крючок или на рога.

Я же люблю дуб, являющийся олицетворением строгости и простоты. Я где вижу дуб, так сразу обращаю на него внимание.

Поэтому я аккуратно положил шапку на длинную дубовую доску, и мы прошли в Галину комнату, где предались мечтам о будущем счастье, мечтам, что уж тут скрывать, прерываемым поцелуями.

А престарелые родители ее тем временем смотрели в другой комнате (их у них было всего три) телевизор.

Но они как бы незримо присутствовали рядом с нами, поскольку их выцветшие фотопортреты украшали стенку над Галиным девичьим диванчиком-кроватью.

— А еще мы поедем в Крым. Куда-нибудь по местам писателя Грина и его Ассоль. Хочешь, я буду твоей Ассо

лью?

— Хочу, - хотел сказать я, но вместо этого воскликнул: - Да что за черт! Опять!

– Что "опять"? Что?

— Химия. Запах. Галя, тебе не кажется, что и здесь тоже чем-то воняет? Тоже вроде бы как бы этот. Запах.

Химикаль. Химия.

— Во-первых, не воняет, а пахнет, а во-вторых – ты все выдумываешь, потому что ты - мой выдумщик.

— Но неужели ты сама не чувствуешь, милая Галя, - сказал я, начиная сердиться.

— Нет.

— Значит, ты дура.

Галя обиделась и долго не хотела со мной разговаривать.

Я и сам был сконфужен и лишь с трудом объяснил ей свое нелепое положение. Все кругом пахло химией, а никто этого не замечал.