— Попозировать? — с опаской переспросила Аннабет.

— Для фотографии. Я использую ее, когда буду работать над новой скульптурной группой. Дети так популярны. Все любят детей.

— Думаю, что ничего не получится, мэм. — Аннабет переминалась с ноги на ногу. — Перси, пошли…

— Конечно, получится, — возразил я. Аннабет раздражала меня тем, что так свысока, так грубо разговаривает со старой дамой, которая только что бесплатно накормила нас. — Только одну фотографию, Аннабет. Что в этом плохого?

— Ну же, Аннабет, — промурлыкала хозяйка. — Что в этом плохого?

Аннабет это явно пришлось не по вкусу, но она позволила тетушке Эм сопроводить нас к входной двери в сад скульптур.

Тетушка Эм подвела нас к скамье рядом с каменным сатиром.

— А теперь, — сказала она, — я вас правильно рассажу. Думаю, барышня будет посередине, а двое молодых людей — по бокам.

— Не слишком хорошее освещение для фотографии, — заметил я.

— О нет, — улыбнулась тетушка Эм, — света предостаточно. Во всяком случае, мы ведь увидим друг друга.

— Где же ваша камера? — спросил Гроувер.

Тетушка Эм отступила на шаг назад, словно заранее любуясь удачным снимком.

— Как я уже говорила, лицо — самое трудное. Ну-ка, постарайтесь улыбнуться мне, все, все, пожалуйста. Улыбочку пошире.

Гроувер бросил взгляд на бетонного сатира рядом с ним и пробормотал:

— Вылитый дядя Фердинанд!

— Гроувер, — неодобрительно произнесла тетушка Эм, — ну-ка посмотри сюда!

Камеры у нее в руках не было.

— Перси… — позвала Аннабет.

Я инстинктивно встрепенулся, прислушиваясь к Аннабет, но в то же время перебарывая сонливость, навеянную полным желудком и убаюкивающим голосом старой дамы.

— Подождите минутку, — сказала тетушка Эм. — Никак не удается хорошенько разглядеть вас сквозь эту проклятую накидку…

— Перси, что-то не так, — настойчиво повторила Аннабет.

— Не так? — переспросила тетушка Эм, потянувшись, чтобы снять с головы накидку. — Совсем наоборот, дорогая. Сегодня вечером у меня собралась такая благородная компания. Что же не так?

— Это и есть дядя Фердинанд! — тяжело выдохнул Гроувер.

— Не смотрите на нее! — крикнула Аннабет.

Одним движением она нахлобучила свою бейсболку «Янкиз» и исчезла. Ее невидимые руки столкнули Гроувера и меня со скамьи.

Оказавшись на земле, я увидел перед собой обутые в сандалии ноги тетушки Эм.

Я слышал, как Гроувер поспешно пробирается в одном направлении, Аннабет — в другом. Но меня слишком разморило, чтобы я мог сдвинуться с места.

Затем над головой раздался скрипучий, режущий ухо звук. Я поднял взгляд на руки тетушки Эм, которые стали шишковатыми и мозолистыми, вместо ногтей на них выросли острые бронзовые когти.

Я едва не перевел взгляд выше, но откуда-то слева Аннабет пронзительно выкрикнула:

— Нет! Не надо!

Тут я услышал еще более неприятный звук трущихся друг о друга крохотных змей, прямо над собой, там… там… где должна была находиться голова тетушки Эм!

— Беги! — проблеял Гроувер.

Я услышал, как он мчится по гравию, вопя «Майа!», чтобы запустить свои крылатые туфли.

Я не мог шевельнуться. Уставившись на шишковатые, когтистые лапы тетушки Эм, я пытался сбросить сонное оцепенение, в которое повергла меня старуха.

— Какая жалость — навеки исказить прекрасное молодое лицо, — успокаивающе произнесла она. — Останься со мной, Перси. Тебе всего-то нужно посмотреть на меня.

Я старался перебороть в себе стремление повиноваться. Я посмотрел в сторону и заметил стеклянную сферу — шар-гляделку из тех, что люди ставят у себя в саду. И в оранжевом стекле увидел смутное отражение тетушки Эм: вуаль сползла с ее головы, открыв мерцающие, бледные очертания лица. Волосы ее шевелились, извиваясь, как змеи.

Тетушка Эм.

Тетушка «М».

Как я мог оказаться таким болваном?

«Думай, — приказал я себе. — Как погибает Медуза в греческих мифах?»

Но мысли не слушались меня. Что-то подсказывало мне, что в мифе Медуза спала, когда на нее напал мой тезка Персей. Но сейчас она совсем даже не спала. Она могла сию секунду исполосовать мне лицо когтями, стоило ей только захотеть.

— Сероглазая сотворила это со мной, Перси, — сказала Медуза самым обычным голосом, вовсе не напоминавшим о монстрах. Наоборот, звуки его призывали меня взглянуть вверх, посмотреть в лицо бедной старой бабушке. — Мать Аннабет, проклятая Афина, превратила меня из красивой женщины в это чудовище.