Саушкин сунул руку в карман и нащупал кошелёк.

Вот когда явилась мысль.

Саушкин сползал к дому, отыскал брошенный старухой моток. Привязал нитку к своему кошельку, а кошелёк положил на землю и окликнул старуху.

Подскочила она, посветила фонарём. Увидела кошелёк, ойкнула. Протянула руку, а схватить не успела: Саушкин дёрнул за нитку. Кошелёк ускользнул в щель между железными ногами выжималки.

Старуха пробовала было протиснуться в щель, да сумка не пускала. Старуха сняла сумку, бросила.

Пока она налегке протискивалась в щель и шарила там, Саушкин вынул ключ из сумки и выпустил Гена Никифоровича.

Полыхнули прожекторы, осветился остров: Ген Никифорович соединял разрезанные провода. Старуха подхватила сумку и кинулась к берегу. Надела ласты, бултых — и нет её.

…Не будет главок с «вдруг» в начале. Теперь остановился Саушкин, теперь не тащит его неведомо куда.

НАЧНЕМ С ПОЛНОГО ГОЛОСА!

Ген Никифорович подал Саушкину рисунок и сказал:

— Здесь я нарисовал твою машину. Строить будешь сам, у меня с выжималкой для облаков дел выше головы.

Как велел Ген Никифорович, Саушкин вырыл яму под фундамент. Подошёл к железным ногам выжималки, зашептал:

— А дальше что? Яму я выкопал.

— Не слышу! — отозвался Ген Никифорович. Он ходил по верху выжималки, под облаками.

— А дальше что? — спросил Саушкин.

— Ещё громче! Говори ты как все люди!

— А дальше что делать? — спросил Саушкин в полный голос. — Яму я выкопал!

Ген Никифорович ответил из-под облаков:

— Клади стены из кирпича.

Так бегал Саушкин от своей машины к выжималке, спрашивал Гена Никифоровича об одном, о другом.

На стенах машины Саушкин укрепил трубы. В трубах просверлил дырочки. Установил два крана: красный и белый.

— Твоя машина готова, — сказал Ген Никифорович. — Однако она подключена к моей выжималке. Стало быть, пока моя выжималка всасывает шляпы, птиц и воздушные шары, твоей машине стоять без дела.

Ген Никифорович заперся в своём доме. Сидел в темноте, думал.

Саушкин ждал, ждал и постучал в дом:

— Давайте думать вместе.

Ген Никифорович ответил из-за двери:

— Ты же не знаешь устройства выжималки. Это же многоэтажный завод.

Саушкин твердил своё:

— А полная темнота на что? Если уж я додумался до хитрости с кошельком при старухином фонарике!..

Гену Никифоровичу пришлось впустить Саушкина.

Посидели они в темноте, помолчали.

— Я так думаю, — сказал, наконец, Саушкин, — что вы где-нибудь задели ногой провод и выдернули штепсель из розетки.

Ген Никифорович фыркнул:

— Вот ещё глупости!

Посидели они, помолчали.

— Я часто дома задевал ногой провод от торшера, — сказал Саушкин, — и выдёргивал штепсель.

Когда Саушкин в десятый раз повторил про штепсель и провод, Ген Никифорович не выдержал:

— Пойдём проверим, все ли штепселя на месте.

Они прошли по этажам выжималки — и, разумеется, нашли выдернутый штепсель.

Ген Никифорович высмотрел облако потяжелее и включил свою выжималку.

Над островом облако остановилось. Конец его загнулся вниз и влез в раструб выжималки. Выжималка проглотила облако, загудела, затряслась.

— Дело в шляпе, — объявил Ген Никифорович. — Полезай в свою машину.

Саушкин вошёл в машину, разделся и открыл краны. Из дырочек в трубах ударили струи. Вода становилась всё холоднее. Саушкин терпел.

Пошла ледяная — он терпел.

Он терпел, когда на него посыпался ледяной горох.

Из машины он вернулся пятнистый от синяков.

Ген Никифорович испугался:

— Что там случилось? Почему ты в синяках?

— А разве так не должно быть?

Ген Никифорович взглянул на небо и ахнул:

— Вон что! Выжималка засосала градовую тучу.

Саушкин разозлился:

— Выходит, моя машина просто-напросто душ?

Ген Никифорович тут же ответил: