– Вот теперь у нас равные шансы с толстяком. Буду сражаться за твою благосклонность.

Тронутая старомодностью оборота речи, я поплелась в дом. Гадкие друзья и родственники весело допивали чай. На столе, кроме конфет и торта, появились еще нуга, рахат-лукум и пирожные.

– Как вам не стыдно!

– Почему? – изумленно спросила Маня. – Что мы сделали не так? Я даже пользовалась ножом и ни разу не сказала «блин».

– Кто заказал идиотский ужин?

– Интересное дело! – возмутилась Ольга. – Сама каждый день твердишь, что к вечеру лучше еду полегче, а когда сделали по-твоему, злишься.

– А рахат-лукум?

– С ним-то что?

– Почему не дали к чаю, а вынесли, когда Виталий уехал?

– Забыли! – выкрикнула Маруся.

Оксана ухмыльнулась, а честный и бесхитростный Денька ляпнул:

– Нечего всех рахат-лукумом угощать, сами съедим. И вообще, мне твой кавалер не понравился.

– Почему? – изумилась я.

– Противный и неискренний, – сообщил Дениска. – Сам присюсюкивал: «ой, собачки какие хорошие», гладил Хучика, а потом тихонько руки салфеткой вытирал. Ну раз не любишь животных, чего прикидываться?

Я вздохнула. Может, у Виталия никогда не было животных?

Словно подстегнутые Дениской, домашние принялись ругать Виталия.

– Он какой-то масленый, – заявила Зайка, – все комплименты отвешивал.

– И похоже, что у него с желудком проблемы, – вздохнула Оксана. – Ни разу хлеб маслом не помазал и биточки уродские нахваливал.

– Наверное, совсем нищий, – ринулась в бой Маня, – вот и привык к минтаю. А его даже наши кошки не жрут! Мы с Денькой вчера строго-настрого велели Катерине – только паровые котлеты из минтая. То-то она ругалась: никогда, говорит, такую дрянь не готовила!

Дениска украдкой показал Марье кулак, и та тут же захлопнула рот. Тяжело вздохнув, я села возле мрачно молчавшего полковника и уставилась вместе с ним на экран телевизора. Там шел какой-то дурацкий боевик. Плохо приходится воспитанному человеку. Похвалил из вежливости еду, сказал приятные слова дамам, и вот результат!

Фильм мы смотрели, не произнося ни слова. Там парочка полицейских ловко расправлялась с врагами. В таких случаях Александр Михайлович, как правило, едко комментировал происходящее, сразу замечая, как профессионал, нелепицы, которые совершали «коллеги». Но сегодня он не издал ни звука и, только дождавшись, когда все убежали из столовой, процедил:

– Кстати, мне этот хмырь тоже не по душе, лучше бы ты его не приводила!

– Хватит! – обозлилась я. – В конце концов, это единственный свидетель в мою пользу.

– Ох, не скажи, – пробормотал полковник. – Потолковал я тут с ним, на неофициальной, так сказать, почве, так от его заявлений только хуже!

– Почему?

– Говорит, что сидели вы в «Макдоналдсе» до без пятнадцати семь. Он заехал за тобой на работу в шесть, а в девятнадцать у него у самого была редколлегия. Показывал запись в еженедельнике – там черным по белому: пятница, 19.00, у главного редактора. Там, говорит, присутствовало человек тридцать и все подтвердят, что он участвовал. Так что получается, опять против тебя. Ты вполне могла успеть к восьми отравить Маркова.

– Он перепутал, – строго заявила я. – Заехал он за мной без пятнадцати семь, спроси у Леночки, секретарши, она видела.

– Нет, – покачал головой приятель, – ничего она не вспомнит.

– Должна, – упорствовала я, – мы еще вместе курили, и Лена включила телевизор, новости в семь ждала по НТВ, а тут и Виталий явился, так что она Миткову без меня слушала. Когда мы уходили, Виталий возмущался по поводу дурацкой рекламы прокладок.

– Ты могла перепутать. В 18 часов идет информационная программа по первому каналу, и перед ней тоже гоняют рекламные ролики. Орлов очень уверенно сообщил о времени – в семь он уже сидел в кабинете главного редактора.

Я подавила приступ злобы и деланно спокойно посоветовала:

– Ты допроси секретаршу Леночку, может, она другое скажет. В конце концов, Виталий просто перепутал!

– Не могу, – тяжело вздохнул Александр Михайлович, – никак не получится!

– Это почему же? – вскипела я.

– Елена Кострова, или Леночка по-твоему, скончалась сегодня ночью в институте Склифосовского.

– Как?! Она же была совсем молодая!

– Чуть больше двадцати.

– Под машину попала?

– Нет. Все намного хуже. Кострова поступила по «Скорой помощи» с гастросиндромом. И только когда состояние девушки стало критическим, дежурная бригада заподозрила неладное. Но было поздно. Никакие меры не помогли – в четыре утра она умерла.

– Что случилось?

– Кострову отравили.

– Господи! Кто же ее нашел?

– Мать. Елизавета Николаевна заехала вечером за дочерью. Они должны были идти на день рождения. Леночка с детства маялась желудком, поэтому когда мать обнаружила ее на диване с болями, то не слишком удивилась и принялась лечить дочку привычными в таких случаях средствами. Медиков вызвала слишком поздно.

– Кто же мог отравить девушку, а главное – зачем? Абсолютно безвредное существо, тихое и приветливое…