Ничем особенным Коля не выделялся, разве что ел мало и не все, и никакие уговоры воспитателей не действовали. Еще он упорно отказывался называть учителей мама и папа. Предпочитал обращаться по имени-отчеству, категорически не желая играть в «семью». Но Сергей Филиппович ухитрился вывернуться из щекотливой ситуации. Объяснил внукам просто:

– Коленька пришел к нам из другого дома, мы его пригрели, как положено в хороших больших семьях. Он нам не родной, но близкий.

Впрочем, других хлопот Коля не доставлял. Учился нормально, порядки соблюдал, поручения выполнял. Правда, ни с кем не дружил, лишь с Жорой Рощиным связывали его какие-то подобия взаимоотношений.

Кстати, Георгий, после того как его поселили вместе с Колей, начал худеть, осунулся и стал как-то странно дергать плечом.

Однажды Сергею Филипповичу позвонила коллега, директриса другого детдома, и попросила:

– Пожалуйста, запретите Коле Шабанову навещать сестру. После его визитов девочка сама не своя.

Вызванный Николай спокойно объяснил:

– Маленькая она, как увидит меня, мать вспоминает, плачет, домой просится. Ну не могу же я ей объяснить, куда мамка на самом деле подевалась.

Сергей Филиппович, знавший, что Раиса Шабанова отбывает срок за убийство мужа, только кивнул, но пристрожил:

– Не ходи пока туда.

– Ладно, – охотно согласился подросток.

Летели недели, месяцы, и снова неприятность. На этот раз с Жорой Рощиным.

Тихого, доброго мальчика застали на заднем дворе в тот момент, когда он перерезал горло местной любимице – дворняжке Бимке.

Дети надавали Жорке тумаков и притащили в кабинет к деду. Разгневанный Сергей Филиппович стал допрашивать парнишку. Но тот, трясясь, как в ознобе, свалился на пол без чувств. Вызванная «Скорая помощь» отвезла его в больницу. Не прошло и часа, как из приемного покоя позвонил доктор. Он кричал:

– Имейте в виду, подлечу парнишку и добьюсь, чтобы вас судили!

– Что стряслось? – недоумевал директор.

– Избиваете детей до полусмерти и еще спрашиваете!

Сергей Филиппович помчался в клинику. Белый от негодования врач сдернул с Рощина одеяло, и директор чуть не рухнул прямо на линолеум. Почти все худенькое тельце мальчика покрывали синяки, кровоподтеки, ссадины…

– Вот, – прошипел педиатр, – любуйтесь. Похоже, несчастного избивали и веревкой, и проволокой, а здесь следы от ожогов, кто-то тушил об него сигареты…

– Мальчик мой, – дрожащим голосом спросил директор, – внучек дорогой, кто же тебя так!

Рощин с трудом приоткрыл глаза:

– Боюсь, господь накажет.

– Ну скажи, – умолял Сергей Филиппович, – мне можно, я же твой родной дедуля.

Лицо подростка обмякло, по щекам потекли слезы, и он выговорил:

– Божий сын.

– Кто? – в один голос воскликнули директор и врач.

– Николай, – еле ворочая языком, пробормотал Жора и снова потерял сознание.

Гнев директора оказался страшен. В тот же день вызвали милицию, и Шабанова арестовали, ему как раз только-только исполнилось четырнадцать, и он мог по закону отвечать за совершенные деяния.

Потом состоялся процесс, где в качестве потерпевшего выступил выздоровевший Жора.

Еле слышным голосом мальчик рассказал, как Николай избивал его и мучил, говоря, что так же страдал за веру Иисус Христос. Чуть не плача, подросток поведал о всяких гадостях, которые он должен был делать, чтобы укрепиться в вере. Смерть несчастной собачки оказалась не единственным его деянием. На совести Жоры и сдохшие хомячки, и исчезнувшая кошка Фима.

– Зачем же ты его слушался? – спросила одна из народных заседательниц.

– Не знаю, – заплакал Рощин, – он так на меня смотрел, словно толкал глазами, и не хочу, а делаю.

Сидевший на скамье подсудимых Николай криво ухмыльнулся и сплюнул на пол.

– Ведите себя прилично, – нахмурилась судья.

– Впаять подлецу на полную катушку, – вышел из себя другой народный заседатель, одетый в военную форму.

Но судья железной рукой навела порядок.

– Мы обязаны соблюдать социалистическую законность, – рявкнула она, – и должны как следует разобраться в этом неординарном деле.

Возились долго, отправляли на доследование, даже вызывали в качестве свидетельницы Раису. Но доставленная под конвоем в зал суда мать только пролепетала, что «Коля хороший, никого не обижает».

Сергей Филиппович отметил, что при взгляде на Раису лицо подсудимого мягчеет, а глаза делаются ласковыми.

«Слава богу, – подумал педагог, – он еще не совсем пропал, любит мать».

Четырнадцатого октября огласили приговор. Судья долго читала бумажку и наконец произнесла: «Пять лет с отбытием в спецПТУ».