Выражение инспекторского лица стало уважительно-понимающим. Он поднес руку к фуражке:

– Понимаю… понимаю… Езжайте осторожней… – Он еще раз заглянул в права и почтительно добавил мое имя-отчество.

На той выставке Джоша и его братья удостоились оценки «отлично». Хозяйка их папаши осталась нами довольна. Вскоре он получил-таки вожделенную «элиту», и его сыновей, по крайней мере меня с Джошей, оставили в покое…

А вот отвертеться от обучения на площадке нам с Джошей не удалось. Для продолжения славного рода фон Моргенштернов необходимы были аттестаты зрелости, то бишь дипломы о прохождении полного курса собачьих наук. Без них ни о каких вязках не могло быть и речи.

Впрочем, начальное обучение, общий курс дрессировки, было нам обоим в удовольствие. Джоша на удивление легко прошел науку собачьего послушания, без колебаний выполнял все команды, а я с удовольствием расслаблялся на свежем воздухе в обществе собачников, среди которых оказалось немало милейших дам. А вот на втором этапе обучения, когда нам предстояло пройти курс защитно-караульной службы, возникли непреодолимые трудности. Джоша оказался абсолютно неспособным получить это песье высшее образование. И вовсе не потому, что ленился и прогуливал, как некоторые студенты, или не понимал профессоров-инструкторов. По полной своей беззлобности, по доброте своего характера он напрочь отказывался бросаться на преподавателя, а тем более рвать его ватный рукав. Когда же инструктор пытался его разозлить, Джоша широко раскрывал пасть и вывешивал язык, а в глазах его плясали лукавые чертики. Мне казалось, что он смеется. Наверное, так оно и было.

Промаявшись на площадке пару месяцев, мы бросили это пустое занятие и за сорок полновесных советских рублей (а это, между прочим, в пересчете на главную валюту того времени добрый десяток бутылок водки) купили диплом о высшем образовании. Жаль только, что деньги оказались выброшенными на ветер: вязок мы с Джошей так и не дождались – говорят, из-за коррупции в собачьем клубе. Мы, однако, по этому поводу не очень переживали. Время от времени Джоша сам устраивал свою личную жизнь, благо в нашем лесу нет-нет да пробегали течные суки, всегда готовые пойти моему псу навстречу. Он пользовался у них успехом.

Заканчивая беглые воспоминания о Джоше, не могу умолчать о том, что он дважды меня спас.

Однажды поздней осенью я гостил у родных на их подмосковной даче. Под вечер вышли с Джошей пройтись и по непролазной грязи добрели до леса. Я в резиновых сапогах шел по лужам, а пес где-то неподалеку хрустел ветками и что-то вынюхивал в прелой листве. Внезапно прямо передо мной возникли темные фигуры. Я различил троих мужиков, кожей ощутил их враждебность и мгновенно оценил ситуацию: один уже стоял передо мной, другой зашел сзади, третий, как положено, расположился справа, контролируя мою бьющую руку.

Жизненный опыт подсказывал мне два варианта действий: бежать или бить, не дожидаясь нападения. Раскисшая дорога и тяжелые сапоги исключали первое. Грамотная расстановка мужиков – второе. Последовал канонический вопрос: закурить не найдется? И вслед за этим слева от меня мелькнула бесшумная тень, сверкнули зеленые глаза и совсем рядом, вздымая брызги, рухнуло что-то тяжелое. Отерев лицо, я увидел такую картину: один из мужиков, барахтаясь в грязи, на четвереньках отползал от меня, двое других стремглав убегали, а Джоша сидел у моей левой ноги, как по команде «Рядом», и улыбался.

Интересно, как бы он повел себя, имей настоящее, не купленное, высшее защитно-караульное образование?..

Другой раз Джоша оказал мне бесценную услугу, фактически спас мне жизнь, на московской кольцевой, которая в те годы совсем не походила на нынешний европейский автобан, а имела две, если не сказать полторы, ухабистые полосы, забитые дымящими грузовиками, и звалась дорогой смерти. На нее я и выехал солнечным летним утром после бессонной ночи. Джоша сидел на своем любимом месте, у меня за спиной, и глядел в окно. Тряская дорога убаюкала меня, и я самым натуральным образом заснул. Кажется, мне даже что-то приснилось. А проснулся я от нежного поцелуя – Джоша деликатно лизнул меня в ухо. Я тряхнул головой и осознал, что проспал от одного поста ГАИ до другого, этак километра три-четыре. На дороге смерти.

Мой друг Джоша прожил недолго. Ему было немногим больше семи, когда его унесла гулявшая тогда по собачьей Москве инфекция. Поговаривали, что ее распространяли специально, в рамках подготовки к московской Олимпиаде, устроители которой руководствовались своей нехитрой логикой: меньше собак – чище город.

Потеряв любимое существо, люди ведут себя по-разному. Одни спешат заместить его в своем сердце и сразу заводят другое – чтобы ослабить боль утраты. Иным эта боль долго не дает отвлечься на нового щенка или котенка.

В нашей семье вопрос о новой собаке возник только через несколько лет после смерти Джоши. Подняла его дочь, к тому времени уже студентка. О том, чтобы опять завести эрделя, не могло быть и речи. Однако решили все-таки брать собаку крупную, пса-защитника. После долгих обсуждений остановились на ризеншнауцере, но только ни в коем случае не клубном – повторять хождение по выставочным мукам никак не хотелось.

Как-то воскресным утром мы с дочкой и направились на старый московский Птичий рынок – тот, что с незапамятных времен шумел на Калитниковской, пока не закрыли его жадные до дорогущей столичной землицы новые власти. Миновав птичьи и рыбьи ряды, миновав червей, опарышей и прочую наживку, вышли на обширную собачью площадку, где на разостланных подстилках возлежали недавно ощенившиеся суки всех мыслимых пород со своими детишками. Постояли возле эрделей, вспомнили нашего Джошу и двинулись дальше – прямо к ризеншнауцерам. Налюбовались до синевы черными мефистофелеподобными ризенами и их потомством, придирчиво расспросили хозяев о происхождении собак, приценились к двухмесячным симпатягам кобеляшкам и отошли, чтобы переварить информацию и сделать окончательный выбор. Впрочем, уедем ли мы со щенком или еще недельку подумаем, мы с дочкой пока не решили. Уж больно серьезное дело – взять в дом нового члена семьи, такое с наскока не делается.