– Ха, – фыркнула Анюта, – кабы недужная какая, еще можно понять! Эта же здоровенная, словно конь. Чтоб у тебя такие неполадки были, как у нее. Поверь мне, у этой стервы внутренности из железа.

– Чего же по врачам таскается? – удивилась я.

Анюта поджала хорошенькие пухлые губки.

– Аборты делает! Я тут уже два года работаю – сразу после училища пришла – так эта Люба Ракитина бесперебойно ходит. Я один раз ее спросила: «Чего же ты не предохраняешься?» Люба немедленно ответила: «А зачем? Беременность омолаживает».

– По-моему, она сумасшедшая, – вздохнула я.

– Похоже на то, – согласилась Анюта, – опять за направлением на чистку явилась, дрянь. Другие вон лежат, мучаются, чтобы хоть одного сохранить, а эта плодющая как крольчиха.

Тут дверь распахнулась, вышла Люба с бумажкой в руке. Я втиснулась в кабинет, получила из рук врача небольшой переносной холодильничек и пошла назад.

– Осторожно, пожалуйста, – напутствовал меня приветливо улыбающийся доктор, – не уроните.

В переходе между роддомом и НИИ я попыталась откинуть крышку рефрижератора, но потерпела неудачу: он был заперт на крохотный ярко-желтый замочек.

Орест Львович сдержанно похвалил меня за ловкое выполнение задания и распорядился:

– Так, теперь поработаешь на раскладке.

– Где? – не поняла я.

Орест Львович улыбнулся, достал из холодильника довольно большую стеклянную банку с притертой пробкой и велел:

– Бери шпатель.

– Что?

– Ты же раньше в лаборатории вроде трудилась, – посуровел Орест.

– Не в медицинской, – быстро нашлась я, – в механической, при институте автомобильной промышленности, там станки всяческие стояли.

Лицо Туманова разгладилось.

– А, понятно. Шпатель – это такая лопаточка. Будешь зачерпывать ею крем и раскладывать вот в эти баночки.

Не успела я задать вопрос, как Орест распахнул шкафчик и вынул несколько пластмассовых «бочоночков». На каждом была наклеена этикетка: «Маркус. Ночной питательный крем с липосомами».

– Ой, – невольно вырвалось у меня.

– Что теперь? – удивился начальник.

– Нет, просто у меня дома такой же, у метро покупаю, дорогой очень, целых восемьдесят рублей. Значит, это вы его делаете?

Орест Львович вздохнул. Глупость новой лаборантки явно стала его раздражать.

– Посуди сама, – резко сказал он, – разве мы с Региной способны сделать тонну крема? Если он, как ты утверждаешь, продается у метро, значит, дело поставлено на промышленную основу.

– Но вот баночки… Написано же – «Маркус».

– Даша, – со вздохом пустился в объяснение Орест, – сама знаешь, какие копейки сейчас платят людям науки, вот и выживаем, как можем. В лаборатории Нелли Артюхиной приспособились изготовлять краску для волос, Андрей Шерстнев с коллегами какие-то штуки для врачей мастерят. Точно не знаю, что именно. А мы с Региной крем варим. Естественно, никто этого нам не разрешал, но и не запрещал. Наш директор, царство ему небесное, умный человек был и понимал, что жить-то людям надо. Как на оклад в тысячу триста кормить семью, а? Между прочим, я – доктор наук, ясно? Бери шпатель и начинай. А банки эти Регина приносит, у нее муж на косметической фабрике работает, вот она для нас упаковку там и берет. Имей в виду, крем наш очень дорогой, но всем не подходит, только определенным людям. Даже не думай украсть хоть малую толику. Он не для обычного пользования.

– А для чего?

– Лечебный, продаем косметологам. Действуй, да соскреби со стен банки все, усекла?

Я старательно принялась раскладывать бело-желтую, пахнущую лекарством массу по баночкам. Кое-что прояснилось. Орест Львович делает крем, значит, жена Рыкова Сабина покупает его тут. Интересно, так ли он хорош, как говорят?

Улучив момент, когда начальство на секунду отлучилось, я быстро намазала шею. Маслянистая субстанция мигом впиталась в кожу, и через пару минут я почувствовала легкое жжение и пощипывание. Надеюсь, что не получу аллергической реакции.

Без десяти семь Орест велел мне:

– Отнесешь мой портфель в машину и ступай к Анне Константиновне.

– Говорить-то чего? – поинтересовалась я, сгибаясь под тяжестью кейса.

Чего он туда натолкал? Совершенно неподъемный баул.

– Скажешь, Орест Львович сидел весь день над пробирками, – усмехнулся Туманов, – контейнер приносили два раза. Чего там, ты не поняла. Какие-то колбочки, пробирочки… В общем, ничего особенного. Стой, вот моя машина.

Он щелкнул брелком сигнализации. Вызывающе роскошный серебристый «глазастый» «Мерседес» коротко гуднул и мигнул фарами. Орест Львович запихал пакеты, которые нес сам, в багажник, сунул портфель на заднее сиденье и резко стартовал. Я поглядела ему вслед, вспоминая недавно оброненную начальником фразу: «Трудно на тысячу триста рублей кормить семью».

Ох, похоже, что милейший Орест Львович лукавит. Судя по автомобилю, он тратит тысячу триста на бензин, причем в неделю. Жена и детки Туманова, должно быть, успешно побираются у метро.

Кое-как, нога за ногу, я побрела назад в институт. День прошел абсолютно бездарно. Ничего не узнала. Нет, все-таки получила информацию, причем крайне разностороннюю. Значит, так! Анна Константиновна за что-то настолько ненавидит Ореста Львовича, что готова приплачивать из своего кармана лаборантке, чтобы получать компромат на мужика. Орест Львович, в свою очередь, терпеть не может кадровичку и хочет подложить ей свинью. Еще Анна Константиновна радовалась до неприличия, узнав о смерти директора. Впрочем, это я выяснила еще вчера. Сегодня-то что еще узнала?