– Зато у вас капельдинеры прекрасно одеты, – влезла я в рассказ, – и мужчины, и женщины в костюмах, очень хорошо смотрятся.

Роза Михайловна недоуменно глянула на меня.

– Действительно, все в форме, только мужчин у нас нет. За порядком следят лишь женщины.

– Да? А вот я была недавно в директорской ложе, и мне мужчина принес воды, сказал, что служитель.

Роза Михайловна рассмеялась:

– Вы женщина молодая, интересная, вот к вам и решил привязаться кавалер! Наверное, рассчитывал познакомиться! У нас работают лишь лица женского пола, в зале я имею в виду. Есть рабочие, но они со слушателями не пересекаются. Нет, это просто к вам ухажер пристраивался.

– Маловероятно, – пробормотала я, – он сказал, что служит капельдинером.

– Нет, милая, – улыбнулась Роза Михайловна, – совершенно невозможная вещь. Просто вы вышли из зала…

– Я сидела в директорской ложе!

– Тем более! Там уже много лет Тамара Павловна хозяйничает!

– Значит, мужчин нет?

– Нет.

– Совсем?

– Совершенно.

Я замолчала. Потом, чтобы не вызывать у милой Розы Михайловны лишних подозрений, задала ей пару совершенно ненужных вопросов и, закончив изображать из себя журналистку, пошла к двери.

На улице неожиданно похолодало, да и пора бы осени вступить в свои права, сентябрь скоро закончится. Дрожа в слишком тоненькой курточке, я направилась было к метро, но тут сзади раздалось:

– Эй, девушка, погодите!

Я обернулась, ко мне торопилась худенькая, изможденная женщина.

– Во сколько оцените информацию о мужчине, который работает в ложе директора? – без всяких церемоний поинтересовалась она.

Я слегка растерялась и в ту же секунду узнала тетку. Она сидела на стуле в гардеробе недалеко от того места, где мы разговаривали с Розой Михайловной.

– Так как? – нетерпеливо повторила бабенка. – Стоят, по-вашему, эти сведения денег? И сколько дадите?

Я огляделась вокруг, увидела в двух шагах вывеску «Кафе» и велела:

– Пошли, не на улице же торговаться.

Втиснувшись за маленький столик с липкой пластмассовой столешницей, я поинтересовалась:

– Ну, говорите!

– Сначала деньги, – не дрогнула тетка.

– За что?

– За рассказ. Насколько я поняла, вам этот мужчина очень нужен.

– С чего вы решили такую глупость?

Гардеробщица скривилась:

– Только не надо считать себя умней всех. Роза Михайловна кретинка, вот и приняла за чистую монету басенку о газете. Но я-то знаю, что мы, гардеробщицы, никому не нужны. Короче, выкладывайте сто долларов, и я все рассказываю.

Я посмотрела на ее хитрое, мелкое, крысиное личико с поджатыми губами, затем вытащила зеленую купюру и положила на столик. Мерзкая баба мигом схватила бумажку и сказала:

– Слушайте. В директорской ложе хозяйничает Тамара Павловна, та еще штучка. Хитрая до невозможности. Стоит кому из начальства появиться, прямо медовой лужей растекается. Все-то у нее под рукой: щетка, иголка, нитки, анальгин… Противно смотреть! Естественно, на чаевые рассчитывает! И ведь дают! Да небось неплохие! И дочь у нее в шубе ходит! Зять недавно купил!

Я неожиданно рассердилась. Незнакомая мне Тамара Павловна просто пытается выжить, вот и старается изо всех сил. Впрочем, на чаевые, которые ей, скорей всего, нечасто перепадают от посетителей директорской ложи, особо не разбежишься. Шубу на эти медные копейки явно не купить.

– Ну и что? – возмутилась я. – Мужу приятно одевать жену. При чем тут мужчина, который работает капельдинером, а? Деньги взяла, давай говори по делу, нечего мне все сплетни намешивать!

Гардеробщица сжала губы в нитку:

– Так о нем и речь! Тамара Павловна болеть стала, уходить бы со сладкого местечка пора, но неохота дармовых денежек лишаться, вот и цепляется за место зубами. Мигрень у нее случается, слыхали про такую болячку?

Я кивнула. К сожалению, очень хорошо знаю, что это такое. Женщины, которым в висок раз в месяц словно вонзается толстая палка, меня поймут. Мигрень – это не просто головная боль, а целый клубок отвратительных ощущений: зрительных, вкусовых, обонятельных. Лежишь в кровати и безуспешно пытаешься заснуть, а в левой стороне черепа, словно ворочается нечто, инородное, тяжелое, давящее. Перед глазами плавают разноцветные круги, в носу стойко поселяется запах гнилого мяса, в ушах гудит, ноги и руки отказываются повиноваться, а сна все нет и нет. А вам то холодно, то жарко… и тошнит. Каких только лекарств не пила я, чтобы купировать приступ, начну перечислять – страницы не хватит. Но, слопав все, что предлагает современная фармакологическая промышленность, пришла к неутешительному выводу: не помогает ничего. Теперь просто падаю в кровать, закрываюсь одеялом и терпеливо жду сутки, по счастью, у меня приступ длится двадцать четыре часа и посещает, зараза, только раз в полгода. А ведь бывают несчастные, мучающиеся по несколько дней и ночей, да еще каждый месяц.

– Мигрень – это ужасно, – с чувством сказала я.

Собеседница хмыкнула:

– Подумаешь, мигрень, я с артритом на службу хожу, и ничего, а Тамара Павловна в кроватку укладывается!

Злобная тетка разонравилась мне окончательно, и я весьма сурово сказала:

– Короче, при чем тут мигрень?

– Дайте сказать!

– Давай быстрей, недосуг с тобой лясы точить!

– Тамара Павловна, если заболеет, вместо себя зятя присылает, он и работает в директорской ложе, ясно?