Собственно, благодаря Бакстеру, блуждая по многочисленным коридорам разрушенной пирамиды, мы и обнаружили раненного сержанта Харриса, одного из участников группы «Дионис». Он лежал почти без признаков жизни. Поначалу мы приняли его за труп. Я осмотрел его и обнаружил, что он еще дышит. Его нужно было срочно госпитализировать, а потому я лишь заглянул в тот зал. Круг действительно существует.

А Бакстер… Я обнаружил его в прошлом году в одной из психиатрических лечебниц Нью-Йорка. Добиться от него, поседевшего и напуганного, какой-то внятной информации я не смог. Мне сообщили только, что его доставили с Востока — то ли из Индии, то ли из Китая. На мой вопрос, как он там очутился, Бакстер отреагировал очень бурно: заскулил, замахал руками и заплакал. Это очень угнетающее зрелище. В его бредовых фразах я несколько раз уловил незнакомое словцо — «ори». Вроде как некие люди, которых он называл «ори», похитили его. По крайней мере, такой вывод я сделал из рассказа тронувшегося умом сержанта. Полагаю, «ори» — это одна из разновидностей знаменитых «зеленых человечков», а Бакстер был уверен, что стал жертвой похищения его палеоконтактерами»…

На этом запись в «электронном дневнике» обрывалась.

Я была поражена. Поражена и написанному, и первой возникшей у меня мысли: это выход, это наше спасение. Но выход из чего? Спасение от чего? От Третьей мировой?

Меня лихорадило все утро. Квентин проснулся и потребовал еды. Я попробовала кормить его, но он отталкивал ложку, выгибался на стульчике и всяческими иными способами выражал свое недовольство. Чутко спавший отец пришел мне на выручку, принес ему бутылочку с молоком, затем приехала няня, и я смогла ненадолго забыться сном.

Мне снился мир, где люди не убивали друг друга. Но их гуманность объяснялась вовсе не тем, что они стали светлыми и чистыми, аки роса, а потому, что над каждым из них висел Дамоклов меч: если убьешь, умрешь и сам. Войн не было, но были жестокие и изощренные интриги. Люди покорили пространства, но не смогли покорить самих себя. Они стали не хуже и не лучше — просто другими. Многое изменилось, и я никогда доселе не видела столь логичных, длинных и подробных снов. Разве только… во время родов? Те незнакомые лица…

Меня разбудил поцелуй Луиса. Я потянулась к нему.

— Теплая… — заметил он. — На улице — бр-р-р-р! Ну и лето! Я не пустил няньку гулять с Квентином…

— Луис, что ты увидел в той египетской пирамиде? Что это за круг? Не верю, что ты не докопался до сути после всего, что случилось с Бакстером…

Он кивнул и лукаво посмотрел на меня.

— Луис! Ну Луис! — я засмеялась и шлепнула его по плечу, чтобы не придуривался. — Я уверена, что вас с Кристианом свел секрет, который вы разгадали в той пирамиде.

— Тепло, детка! Тепло!

— Луис! — я грозно нахмурилась.

— Я все ждал, когда ты наткнешься на этот файл… Хотел, чтобы ты составила непредвзятое мнение… В той пирамиде на камне, о котором рассказывали мне солдаты, было написано приблизительно следующее:

— И что это может значить?

— Это теория Маркова-Фридмана. Ее доказательство. Как тебе?

— Маркова-Фридмана? Я не слышала об этой теории.

— Это то, что я искал всю жизнь, Кейт… Помнишь, как мы были с тобой возле того заброшенного здания в Буэнос-Айресе? Это то самое чувство, которое всегда жило внутри меня… Не знаю, откуда это пришло ко мне. Кажется, я с этим родился. Сколько себя помню, я был уверен, что в каждой частичке, составляющей наш мир, есть такая же огромная Вселенная, как наша. Вроде русской матрешки: открываешь одну — в ней вторая. Открываешь вторую — в ней третья… Другое дело, что по этой теории конечного этапа нет, и «самое ничтожное звено в конце причинно-следственной цепи становится превеликим». Змей Уроборос, Кейт! Змей, кусающий себя за хвост!

Его будто прорвало. Он говорил горячо, с сияющими глазами. И будто бабочка на огонек, к нам в спальню примчал Квентин. Луис обнял его, усадил к себе на коленку и тут же продолжил под внимательным взглядом сына, изучающего лицо оживленного папы:

— Люди, представители цивилизации ори, которые открыли древним египтянам это устройство, не желали, чтобы оно попало в дурные руки… Они оставили намеки, только намеки — чтобы догадался достойный, а не кто угодно… Уроборос, мифы, математические задачи, навеваемые пирамидами…

— Подожди! — перебила я, чувствуя, что мысли не собираются в моей полусонной голове, а норовят разбежаться в разные стороны. — Подожди! Значит, Бакстер утверждал, что его похитили эти ольвы?..

— Ори, — отмахнулся муж, — наверное, правильнее называть их ори. Жители Оритана, древней гипотетической страны вроде Атлантиды.

— Ни разу не слышала ни об ольвях, ни об орях, ни об Орита… Ты меня запутал, Луис!

— Да никто, конечно, не похищал Бакстера! Он говорил совсем о другом. Я его не понял тогда. Примерно так же, как сейчас не понимаешь меня ты.