— А еще в таких парках были комнаты страха. Представляешь, Рууд, страха нам раньше не хватало! Чудны дела твои Господи.

Мальчик с опаской покосился на проржавевшую дугу, возле которой что-то подозрительно булькнуло. Нет, тварь они больше не интересовали. Видимо удовлетворившись легкой победой, она отправилась охранять свою территорию в другую часть города.

Вдали показался шпиль ратуши.

— Почти приплыли, — Ван Хогдалем налег на самодельное весло, собранное из швабры и крышки от мусорного бачка.

— Ах, — донесся по воде еле слышный звук, — помогите!

Оба наемника на мгновение застыли и одновременно повернули голову в ту сторону, откуда донося призыв о помощи.

— Помогите! — они переглянулись.

— Плывем дальше, — буркнул Ван Хогдалем. — Всем на свете не поможешь.

— А если это кто-нибудь из наших? — Рууд посмотрел на напарника. — Помнишь вторую строчку клятвы наемников? «Клянусь никогда не отказывать в помощи ни одному из нас, где и в каком бы тяжелом положении он не находился.»

— Вот так вот учи вас на свою голову, — Вим повернул катамаран направо, так и не уточнив кого это «вас».

— Что будем делать? — Рууд пошевелил затекшей рукой.

— Я лично собираюсь хорошенько отоспаться, — Вим повернулся так, чтобы узлы веревки, стягивающей его руки за спиной, не впивались в бок.

— Как ты можешь спать, если нас могут вот-вот убить?

— Как, как? На правом боку, как доктор прописал. Если сразу не убили, значит, нужны мы им. Не бубни, Рууд, дай поспать.

— Зачем мы им нужны?

— Ну, например чтобы съесть.

— Спасибо успокоил.

Откуда-то из-за перегородок большого многоквартирного дома доносился приглушенный разговор. Сюда их везли, бросив на дно большой плоской лодки.

Да уж, подвел он Вима. У того на такие ситуации нюх. Не хотел ведь останавливаться. Да кто же мог знать, что призыв на помощь может оказаться ловушкой?

Рууд с трудом сел и привалился спиной к стене.

И главное, как ловко все устроили гады. Они с Вимом ничего сообразить не успели, как были накрыты сверху большой рыболовной сетью. И тут уж трепыхайся, не трепыхайся — бесполезно. И вот лежат теперь скрученные по рукам и ногам.

Со стороны лишенного двери проема послышалось шарканье ног о покрытый цементной крошкой пол шестнадцатиэтажки.

— О! Целая делегация, — Ван Хогдалем тоже сел. — Не иначе прощения идут просить.

— Сейчас договоришься, наемник, — оскалилась освещенная факелом небритая физиономия шествующего во главе процессии.

— Я смотрю, вы про меня что-то знаете?

— Кто же не знает знаменитого Вима-без-промаха!

— Тогда ты наверное знаешь, что будет с теми, кто посягнет на жизнь и здоровье кого-либо из нашего клана?

— Слышь, Квадрат, он нас еще пугает? — небритый обернулся к стоящему за ним громиле, и вправду похожему на квадратный шкаф.

— Понял, — Квадрат подошел к Ван Хогдалему, приподнял его над полом, взяв за грудки и швырнул об стену.

— Ух, — выдохнул Вим и сполз вниз.

— Продолжаем разговор, — небритый сел на грубо сколоченную табуретку, услужливо подставленную мелким мужичонкой в костюме, похожем на водолазный.

— Не в таком духе, — Вим снова сел, вытянув ноги. — Таким образом, я не согласен. Будешь бить — говорить не буду.

— Будешь хорошо себя вести — бить не буду, — успокоил небритый.

В комнату вошло еще несколько человек, одетых кто во что горазд. Внешность у них тоже была, что надо. Кунсткамера, ни дать, ни взять. Кого здесь только не было: трехглазые, шестипалые, безухие и краснокожие. Наконец Вим рассмотрел и главаря. Оказывается то, что он принял за недельную щетину, было какой-то шершавой коркой, переходящей на шее в натуральную чешую.

— Вот ты о нас, наверное, ничего не знаешь? — продолжал человек-рыба.

— От чего же, знаю. Вы те самые сирены, что завлекали неосторожных путников в свои ловушки еще тысячи лет тому назад, — Ван Хогдалем ухмыльнулся.

— Щас довыеживаешься, — в его сторону подался парень из лба и щек которого торчали наросты, похожие на шипы, — сиренами нас еще никто не называл.

— Выеживаешься как раз ты, — Вим опять ухмыльнулся.

— Ну все, сейчас я его по стенке размажу, — человек-еж снял с плеча автомат.

Главарь сделал едва уловимый жест, и человек-шкаф встал между человеком-ежом и пленниками.