– Спасибо, еще хочу пожить.

– Ну уж не настолько вредна вкусная картошка, – залебезила я.

– Верно, – согласился толстяк, – опасаюсь не корнеплодов в масле, а твоих кулинарных талантов. Перепутаешь чего, и я отравлюсь.

Лишь страстное желание узнать, по какой причине няня Феня задумала лишить жизни Евгения, удержало меня от резких заявлений. Стиснув кулаки, я, продолжая фальшиво улыбаться, проблеяла:

– Мне отправляться спать?

– Естественно, – кивнул Александр Михайлович.

– Прямо так идти в кровать?

– Угу, – не дрогнул полковник.

Делать нечего, придется, видимо, убираться восвояси, что называется, не солоно хлебавши. Но когда рука моя коснулась двери, любопытство стало нестерпимым, и я обернулась.

– Милый!

– Что? – с полным ртом отозвался Дегтярев.

– Не попадалась ли тебе шуба? – решила я начать разговор издалека.

– Какая?

– Розовая шиншилла, принадлежащая Татьяне. Ее надо найти!

– Зачем искать? – пожал плечами полковник. – Она наверху, спит, наверное.

– Речь идет не о нашей гостье, а о манто, – терпеливо пояснила я. – Если оно не отыщется, Борейко навсегда останется тут. Боровиков дико зол, он не звонит жене, вообще словно в воду канул. Что делать? Тебе охота жить с Танюшкой? Может, мне продолжить поиски шубейки? Если честно, пребываю в тревоге: Алиса пропала, не знаю, жива она или нет, Рита Секридова исчезла, на звонки не отвечает, дверь не открывает. А ты мне ничего не рассказываешь! Что с Женей?

– Он жив, – коротко ответил Дегтярев, – вовремя в больницу доставили.

– А Рита? Алиса?

Александр Михайлович отложил сандвич, посмотрел на него, потом снова схватил чудовищное сооружение из хлеба, масла, колбасы, ветчины и сыра, затем вдруг сказал:

– Завтра в пятнадцать ноль-ноль жду у себя в кабинете. Пропуск заказан, не забудь паспорт и не опаздывай. А на данном этапе я хочу спокойно поужинать.

– Я всегда прихожу вовремя!

– Молодец, – бодро отозвался толстяк и занялся бутербродом.

Я повздыхала и пошла в спальню. Некрасиво со стороны полковника так себя вести. Он же великолепно понимает, что я хочу узнать ответы на свои вопросы, и поэтому сейчас чувствует себя хозяином положения.

Ровно в три часа дня я без стука распахнула дверь в крохотную комнату, являвшуюся служебным кабинетом Дегтярева, и сказала толстяку:

– Тебе не кажется, что я точна, словно поезд Париж – Лондон?

– Разве между этими городами курсируют экспрессы? – искренно изумился приятель. – Францию и Англию разделяет Ла-Манш.

– Забыл про тоннель в проливе?

– Ты явилась для какой цели? – покраснел Дегтярев. – Решила учить меня… э… географии?

– Нет, – испугалась я, – просто поддержала разговор. Пожалуйста, не сердись!

Полковник уставился в окно.

– Ну милый, – замела я хвостом, – расскажи про Феню!

Дегтярев молчал, и в глубине моей души зашевелились нехорошие мысли. Ага, вот ты какой! Получил возможность мучить лучшего друга и решил использовать ее на все сто процентов? Ничего, отольются кошке мышкины слезки! Сейчас Александр Михайлович поломается и выложит правду, а я, утолив любопытство, забью холодильник правильной едой. Не видать нашему толстяку больше ни докторской колбаски, ни рокфора, на полках окажется лишь мясо из сои да кабачки, приготовленные на пару. Кстати, о слезах. Может, мне заплакать? Вообще говоря, я рыдаю в крайне редких случаях, в основном от злости. Но, очевидно, во мне пропал не только великий детектив, но и гениальная актриса – у меня в голове есть парочка эпизодов, при воспоминании о которых из глаз водопадом льются слезы.

Итак, начали. 1982 год, «ГУМ», очередь с первого этажа на второй, хвост тянется через весь магазин – бабы ломятся за сапогами «Аляска», замшевыми, черными, с подошвой «манная каша», сделанными в почти братской Финляндии. Я отстояла за обувью около шести часов, наконец дошла до продавщицы, оставалось лишь выписать чек. И тут потная тетка в форменном халате завопила:

– Все! Сапоги закончились!

– Но как же так? – воскликнула я. – Вы же продали обувь той, что стояла до меня.

– Ну и чего? – заорала работница прилавка. – Она последнюю пару забрала. Ступай домой.

Никогда в жизни мне не было так обидно, как в тот момент. Уж лучше б «Аляска» иссякла человек за тридцать раньше!

В носу защипало, глаза начали медленно наливаться слезами. Даже совершенно ненужная в данный момент мысль о том, что сейчас в моей гардеробной громоздится штук двадцать коробок с зимней обувью и что в сторону пресловутой «Аляски» я теперь даже откажусь смотреть, не помешала рыданиям.

– Ой, только не реви! – испугался полковник. – Сейчас все расскажу. Ну, успокойся!