Палубу окутывали клубы черного дыма, вырывающиеся из шкафута, ветер уносил их далеко вперед. Корабельные юнги сновали повсюду со швабрами, ведрами и пожарными рукавами, Баббингтон ругался наверху, размахивая руками. Вся команда казалась довольна собой и затеянной хитростью, а преследователи приблизились примерно на четверть мили.

Далеко за траверзом правого борта солнце тонуло в багрово-красном мареве. Тонуло, тонуло, и вот исчезло совсем. С востока уже подкрадывалась ночь, безлунная, беззвездная ночь, и кильватерный след фрегата вспыхнул бледным флуоресцентным свечением.

После заката, когда паруса французов превратились не более чем в слабые белые пятнышки далеко за кормой, определить их местоположение можно было только по поднятому на флагмане фонарю, «Сюрприз» дал несколько сигналов синим фонарем, поставил свой целехонький грот-марсель и, набирая скорость, поспешил на зюйд-вест. В восемь склянок первой вахты корабль в абсолютной темноте лег круче к ветру, и, отдав распоряжения на ночь, Джек обратился к Стивену:

— Нам надо идти поспать сколько можно, сдается мне, завтра у нас будет хлопотливый денек.

— Ты полагаешь, что месье де Линуа не удалось вполне ввести в заблуждение?

— Скажем так: я надеюсь, что удалось. Должно было получиться: он явно следовал за нами, пока мы его видели. Но это старый лис, просоленный моряк, и я буду очень рад, если поутру, когда мы присоединимся к Китайскому флоту, не замечу ничего на восток от нас.

— Неужто ты считаешь, что он, руководствуясь одной чистой интуицией, может повернуть и вклиниться между нами? Это означало бы признать наличие у адмирала способностей к предвидению, явно превышающих отпущенный человеку предел. А опытный моряк — это не еще не обязательно пророк. Одно дело разбираться в парусах, другое — в предсказаниях… Джек, дружище, если ты и впредь будешь храпеть на такой и безразличной и прагматичный манер, Софи ждут многие нелегкие ночи… Мне кажется, — продолжил он, посмотрев на друга, который, в силу давно выработанной привычки в один миг провалился в глубокий, уютный омут сна, откуда его мог вытащить только рапорт о появлении на горизонте судна или перемене ветра, — мне кажется, что нашей расе свойственна некая внутренняя тяга к уродству. Вот ты — вовсе не страхолюдина, а был еще красивее, пока враги не разукрасили тебя этими жуткими шрамами; и ты женишься на воистину прекрасной девушке, и вот — я даже не сомневаюсь — вы наплодите множество маленьких детишек, которые будут ныть, плакать, орать на самый монотонный, невыносимый, жутко вульгарный манер. У них прорежутся зубки, потом малыши вырастут в совершеннейших охломонов. Поколение сменяется поколением, и никакого прогресса — ни по части красоты, ни по части ума. Если сравнивать с собаками, даже с лошадьми, то все наоборот: лучшие в породе вымахивают на девять футов, а худшие ползают под столом. У людей так не бывает. И все же отсутствие развития вовсе не избавляет мужчин от стремления искать компанию прекрасных женщин. Вот я, например, размышляя о Диане, вовсе не задаюсь мыслью о детях. Мне ни за что не придет в голову мысль по доброй воле пополнить этот несчастный мир еще одной душой, да и идея представить Диану в роли матери — полнейший абсурд. В ней нет ничего материнского — ее добродетели лежат в иной плоскости.

Стивен подкрутил фитиль, оставив лишь маленький язычок голубого пламени, и выбрался на накрененную палубу, где, примостившись между бухтой троса и бортом, стал наблюдать за темным неспокойным морем и небом, на котором в разрывах между облаками ярко мерцали звезды. Он же размышлял о достоинствах Дианы, старался четко определить их; тем временем раз за разом отбивались склянки, в ответ которым по кораблю прокатывался рапорт: «все в порядке», и так до тех пор, пока небо на востоке не подернулось полоской зари.

— Я принес вам котелок кофе, доктор, — произнес Пуллингс, обрисовавшийся рядом с ним. — А пока вы пьете, я пойду подниму шкипера. Он будет чрезвычайно рад.

Лейтенант говорил тихим, «ночно-вахтенным» голосом, хотя «лентяев» уже вызвали на палубу, и жизнь на корабле закипела.

— И что же должно его обрадовать, Томас Пуллингс? Вы совершили доброе дело, честное слово, принеся мне этот бодрящий, стимулирующий напиток. Очень вам признателен. Так что же его обрадует?

— Как же, уже в течение последней склянки, если не долее, наблюдаются мачтовые огни «индийцев», и смею вас уверить, что с рассветом мы сможем разглядеть, как они отдают рифы на марсах, находясь именно в том месте, где капитан ожидал их увидеть. Какая искусная навигация, вы не поверите! Чтобы обмануть Линуа он описал петлю Тома Кокса. [50]

Джек вышел на палубу, и разгорающийся свет явил взору сорок купеческих судов, далеко растянувшихся по морю. Капитан улыбнулся и хотел было что-то сказать, когда тот же самый свет выдал местоположение «Сюрприза» находящемуся далеко на востоке кораблю, в тот же миг открывшему сумасшедший орудийный огонь, будто ему приходилось весть отчаянную одиночною битву.

— Полезайте на мачту, Брейтуэйт, — распорядился Джек. — И скажите мне, что это за фрукт.

Вниз полетел ожидаемый ответ:

— Это французский бриг, сэр. Сигналит как бешеный. И я боюсь, что к северу от него виднеется еще одно судно.

Это было именно то, чего он боялся: Линуа ночью выслал бриг в северном направлении, и теперь тот докладывает своим товарищам за горизонтом о присутствии «Сюрприза», а может, и Китайского флота. Тщательно спланированная военная хитрость провалилась. Джек рассчитывал, заманив Линуа на зюйд-вест, повернуть в темноте к Китайскому флоту, и оказаться на рассвете вне поля зрения французов. Со скоростными качествами фрегата — а как они неслись! — у него должно было получиться. Не получилось. То ли кто-то из французов заметил отблеск его парусов, когда они пересекали линию преследователей, идя на норд, то ли Линуа почуял подвох, решив, что его пытаются обвести вокруг пальца, и, отозвав погоню, отправил бриг в прежний район крейсирования, а спустя час-другой последовал за ним с остальными кораблями, возвращаясь на путь следования Китайского флота.

И все-таки хитрость Джека не оказалась напрасной вовсе — ему удалось выиграть бесценное время. Много ли? Он взял курс на «индийцев» с расчетом пересечь их путь. Проклятущий бриг находился лигах в четырех, по-прежнему паля, как в ночь Гая Фокса; до другого судна, видимо, примерно столько же: только благодаря чистейшему в этот час воздуху удавалось разглядеть намек на его брамсели на фоне сияющего неба. Джек не сомневался, что это один из фрегатов, и что вся эскадра Линуа, за исключением, возможно, корвета, перерезает возможный маршрут следования «индийцев». Ей по силам нагнать конвой, и при этом устойчивом муссоне «купцам» от нее не уйти. Но чтобы нагнать конвой ей потребуется немало времени, и у Линуа уйдет большая часть дня на то, чтобы стянуть свои силы в кулак и заняться Китайским флотом.