– Да вы же консерватор. Тащите людей и культуру назад, отрицаете технический прогресс.

– Я же бог, - усмехнулся он.
– А что вы от бога хотите? Хотите, чтобы бог благословлял новейшие технические достижения?

– А почему бы нет? Вы же выглядите вполне современно. И брюки у вас по моде сшиты. И сандалеты самоновейшие. И импортный транзистор с собой везете. Японский? По меньшей мере непоследовательно.

– Ну и что ж. Это люди последовательны. А я не совсем человек - гибрид человека с богом. Существо уникальное благодаря этой необыкновенной мутации. А бог имеет право быть непоследовательным. Последовательностьто и привела человечество к неразрешимым проблемам.

– Вы считаете, что проблема дальнейшего существования биосферы неразрешима?

– А как ее разрешить? Отказываться от новейших технических достижений? Остановить жизнь? Запретить детям рождаться, как в свое время советовал реакционер Мальтус?

– Неужели уже поздно и процесс необратим?

– Думаю, что еще не поздно. Я же оптимист. Состою членом Общества защиты природы. Аккуратно членские взносы плачу. И веду беседы с теми, кто вырубает кусты и жжет костры в неположенном месте. Моя совесть чиста.

– Но ведь дело не в кострах. Костры жгли в палеолите. Дело в особенностях современной ультрацивилизации. Руссо, выходит, был прав, когда призывал человека к единству с природой.

– Да, у Руссо совесть чиста.

– Так что же вы предлагаете?

– Предлагаю уснуть. Сейчас уже поздновато. И спать, знаете, хочется. Когда-нибудь еще продолжим начатую беседу.

– Когда?

– Когда-нибудь, - ответил он неопределенно.
– Я ведь гибрид человека с богом. В любом месте могу вас найти, если будет в этом нужда.

И он отвернулся, и через несколько минут я услышал храп.

Храпел он как люди. Боги, наверное, так не храпят.

Я тоже вскоре уснул.

Проснулся я от толчка. Кто-то толкал меня в бок. Возле полки стоял проводник.

– Гражданин, вставайте. Приехали. Станция Детство.

В вагоне, кроме меня, никого не было.

– А где тот пассажир, который ехал со мной в одном купе?
– спросил я проводника.

– А, этот-то? Часовой мастер? Остановился на предыдущей станции. Часы там испортились. Вот он и вылез их починить.

Когда я вышел из вагона, первое, что я увидел, - станционные часы. Я увидел часы и человека, занятого их починкой. Это был тот пассажир с черными усиками, что ехал со мной в одном купе.

Я окликнул его и не утерпел, спросил:

– Как же вы оказались здесь? Мне сказали, что вы высадились на предыдущей станции?

– Для меня все станции предыдущие, - ответил он, - кроме одной.

– Какой же?

– Конечной.

– А где она?
– спросил я.

– В неэвклидовом пространстве, где уже или еще нет времени.

– Я смотрю, вы философ. Но совмещаете свои обязанности с приятной работой часового мастера.

– Да, - сказал он.
– Работенка неплохая. Ремонтирую время.

– Часы?

– Нет, не только часы, но и то, что они измеряют. Время ремонтирую. Да и пространство тоже. Потому что время от пространства, вы сами знаете, оторвать невозможно. Чиню, так сказать, ткань самого бытия, но не только бытия, но и сознания тоже. Этим делом занимаюсь только по четвергам. А сегодня среда. По средам я обычной работой занимаюсь. Ремонтирую станционные часы. Часы на станции не должны стоять или идти неверно. Пассажир всегда нуждается в точном времени. Хотите, переведу ваше время на сто лет вперед?

– Нет, - возразил я, - хочу жить и умереть в своем времени. Каждый родится в том времени, в котором ему суждено.

– Ну уж и суждено? А случай? Про случай вы забыли. Каждый человек - сын случая.

Тут что-то оборвалось и быстро замелькало, словно лента старенького фильма.

Я проснулся. На этот раз проснулся уже не во сне, а наяву.

Но явь была более необычной, чем сон.

Вместо купе старенького поезда я оказался на берегу своего детства.

Мир возвращался в прошлое и возвращал меня вместе с тропой, которая вела к дому на холме.

Уж не перевел ли часовой мастер на станции не только часы, но и само время, чтобы продемонстрировать свое волшебное искусство, а заодно дать мне возможность побывать в моем прошлом?

Я шел, и лес шел вместе со мной, и где-то ржала лошадь, соединяя своим ржанием две разорванные половинки времени, вдруг поменявшиеся местами.

Лошадь ржала из прошлого, и все забытые запахи шли ко мне навстречу, и я остановился, чтобы взглянуть на ветряную мельницу, крылья которой уже вертелись, как в тот день, когда я надолго покинул этот край.