Ганя заглянул отцу в глаза и, напрягшись, выпалил звенящим голосом:

– Я не твой сын! Я из пробирки!

Профессор Градополов коснулся ладонью Ганиного лба и сухо сказал:

– Что за чушь ты городишь! Вырастить человека в пробирке - этого не может никто. Ты мой сын. Ты очень впечатлителен и стал жертвой каких-то негодяев… Вот, прими и успокойся…-Профессор Градополов протянул сыну таблетки и потрепал по плечу - Ступай домой, Отдохни. Я попрошу, чтобы тебя отвезли на служебной машине.

Ганя шел по бесконечному коридору мимо плотно прикрытых дверей, за которыми вершились таинственные эксперименты, загадочные, как сама жизнь. Вдруг в недрах коридора раздался странный звук: где-то кричал новорожденный ребенок, крик бьш жалкий, беспомощный и требовательный одновременно. Сердце у Гани оборвалось. В лаборатории отца новорожденный! Только что отец говорил ему совсем иное! Ганя толкнул одну из дверей. Дверь не подалась. Он забарабанил кулаками.

Кто-то тронул Ганю за плечо. Над ним склонилась участливая физиономия кандидата Навроцкого.

– Ты ошибся дверью, Вольфганг! Там никого нет. Выход по коридору и направо.

Ганя посмотрел на Навроцкого слепым непонимающим взглядом и, зажав руками голову, с криком понесся прочь.

Уилс подошел к окну, распахнул створку, повеяло свежим ветерком, словно пытавшимся отвлечь от грустных мыслей. Уилс швырнул окурок с сорокового этажа едва заметным со стороны молниеносным движением, и тот медленно падал теперь. Наблюдая за ним, Уилс подумал: “Когда-нибудь и мой корабль, оставив яркий след, распадется на частички, унося меня в потусторонний мир. Слишком неспокойно сейчас всюду. Но хотел бы я знать, какая сила заставит меня остаться в городе! Завтра отправлюсь в Космопорт и подпишу контракт еще на полгода. И с первой же сменой выйду на патрулирование. Надоело все. И город мне этот что кость поперек горла…”

Утром, позавтракав, он собрал свою походную сумку, неизменную спутницу всех его полетов, проверил старый любимый им кольт и вошел в лифт. Некоторое время спустя он мчался по автостраде, ведущей к Космопорту, и весь этот путь он мог бы проделать с закрытыми глазами.

Впрочем, и контракт в бюро он мог бы подписать, не глядя,- так надоело ему в этом шумном, но бездушном городе.

Выйдя из машины, он заметил светловолосого верзилу. Увидел его профиль, подошел. Это был Стоун, и он нравился Уилсу Колинзу, и оба чувствовали, что эта приязнь взаимна.

– А, Уилс,- мрачновато произнес Стоун.

– Привет, бродяга,- Колинз добродушно протянул ему пачку любимых всеми патрульными невитаминизированных сигарет. Их было почти невозможно достать, и, предложив их коллеге, Колинз тем самым проявил высшую степень уважения к нему. Ему уже приходилось летать со Стоуном.

Стоун закурил.

Колинз не стал ни о чем расспрашивать Стоуна, хотя вдруг понял: произошло что-то серьезное. Так уж повелось у них: если у кого-то тяжело на душе, лучше помолчи. Захочет, сам расскажет.

Несколько раз глубоко затянувшись, Стоун отшвырнул сигарету:

– Брук не вернулся! Брук!…

Внешне Колинз остался спокоен, только внутри у него что-то оборвалось.

– Вчера опять за третьей орбитой была заваруха,- сказал Стоун.-Кто-то снова прорывался там. Выбили двоих наших, и Брук бросился на помощь. Засек вначале две, потом еще две, а затем и пятую ракету. Ему бы провести наблюдение и ждать подмоги. Но ведь это же Брук - он и слушать не стал: двоих атаковал почти сразу же, оставшиеся мгновенно отреагировали, дав ответный залп. Брук потерял управление, но каким-то чудом сумел расправиться еще с двумя. И тут пятая ракета как раз со стороны кормовых дюз зашла и бортовыми, да еще и главной… почти в упор… Угодило то ли в ангар с горючим, то ли в боезапас, только от взрыва корабль словно испарился. И через мгновенье я сомневался, было ли все это или приснилось?

– Ты что, был там?

– Подоспел к самому занавесу. Не успело облако распасться, как я атаковал пятую. Повезло мне. Вот и все.

– Кто же эти пятеро?

– Даже не знаю,- Стоун помолчал.- Все дело в том, что корабли-то наши, почти как патрульные, но без опознавательных знаков. А вот откуда они и кто их вел, не знаю. Пусть над этим ломают свои крепкие головы там.-Он показал большим пальцем вверх. И, пожав Колинзу руку, он зашагал в сторону гостиницы. Внезапно Стоун остановился, обернулся и крикнул: - Сегодня в баре собираются все старики, будем поминать Брука. Приходи!

Уилс смотрел вслед Стоуну. Раньше он не замечал, чтобы Стоун сутулился. Пилот всегда был строен и подтянут. И откуда-то из темных закоулков подсознания выплыло: “Да, дружище, ты стареешь. Когда я увидел тебя впервые, ты был совсем юным. И перед тобой были открыты все дороги, а ты выбрал этот путь. Как это страшно, неотвратимо, как убивает и медленно казнит нас время… за какие грехи? За какие грехи!” Колинзу вспомнилось, как начинал он сам. Нынешний президент был тогда их шефом. И он всячески поощрял патрульных, понимая, что постоянный риск требует разрядки, сквозь пальцы взирая на их проделки, Но не поэтому Уилс пришел сюда. Его влекли широкие просторы космоса, ослепительные звезды, мешавшие спать ему по ночам!