Граф смотрит на своего спутника…

— А почему бы и нет? Я думаю, что из него выйдет прекрасная дама в трауре. И он как раз вашего роста.

Оказывается, у молодого человека на носу веснушки. Сейчас это очень заметно. Как и у самой Марии, только ей приходится отбеливать кожу, а юному Гордону это совершенно не нужно…

И бледнеет он похоже — и очень смешно. Так смешно, что нельзя удержаться.

— Граф, вы опасный человек.

— Мне это часто говорят, Ваше Величество.

— Что произойдет, если я соглашусь на ваше… возмутительное предложение?

— Через месяц, когда мы уже высадимся в Лейте, этот юноша раскроет свое истинное положение и ваша свита отправится следом за вами. Вы же займете трон и принесете Каледонии мир и процветание.

— Граф… вы уговорите Сатану покаяться.

— Тогда Господь меня наградит, — смеется этот наглец.

— Хорошо. Я согласна, — встает королева.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — кланяется граф. — Через несколько дней я еще раз приду к вам со скорбной вестью. Предупредите своих Мэри и остальных, кого пожелаете взять с собой в монастырь. У нас будет не слишком много времени на подмену. А сейчас позвольте просить отпустить нас.

— Вы можете идти, граф… и я всегда рада вас видеть. Вас и вашего спутника.

Спутник кланяется, прикасается губами к воздуху над рукой. Мария улыбается ему, приподнимает голову за подбородок и целует в нос. Удивительно милый юноша слегка краснеет и опускает глаза.

— Благодарю, — тихонько говорит она. — Я не забуду о том, как вы поможете мне.

Господин граф оказался не только умен, но и предусмотрителен. Мальчик, конечно, был почти подходящего роста и сложения — но все же он оставался и мужчиной, и подростком. Его одежда королеве не подошла бы. Поэтому граф сводил молодого Гордона к портным — и присягать своей госпоже тот уже явился в новом платье. Портному было заплачено втрое, как и полагается, когда человек должен быстро сделать двойную работу и держать рот на замке.

— Ваше Величество, — ахает фрейлина.

Да, есть чему изумиться. Она давно, еще с отрочества, привыкла выслушивать, как ей к лицу мужское платье — королева считала, что на охоте дамские наряды только мешают. Действительно к лицу. Многие были бы смешны и нелепы в таком наряде, но она высокая, стройная и длинноногая. Очень хорошо.

Волосы надежно удерживаются шпильками, убраны под сетку и шляпу. Молодой мужчина стоит перед зеркалом, закалывает воротник рубахи булавкой с камеей, надевает перчатки с широкими раструбами. Новый дорожный костюм, серый с зеленым, скромно отделан серебряным шнуром и отлично годится для молодого всадника.

Внимания не привлечет — ну не больше чем любой другой строго и со вкусом одетый проезжий. Даже странно… если учитывать, что одежду заказывал господин граф, а сам он, если и следует моде, то обычно на какую-то неудачную половину.

— Что там Ее Величество? — лукаво спрашивает Мария… нет, Эсме Гордон, невесть как оказавшийся — страшное нарушение приличий — в гардеробной королевы. — Закончили?

— Да, Ва… — отзывается фрейлина, не зная, как теперь следует обращаться к Марии.

Из за ширмы навстречу путешественнику выплывает высокая дама в трауре. Не старается выплыть, а выплывает — неужели все эти дни мальчика учили носить юбки? Платье, чепец, слои вуалей скрывают почти все — и все же нет никакого сомнения, что та, что их носит, молода и очень хороша собой.

— Великолепно, — говорит Мария. — Если бы здесь находился Парис…

Дама слегка поднимает голову, только слегка, и лица не видно, даже контуров не различить — но ясно, что слух королевы оскорблен подобной вольностью.

— Простите, Ваше Величество, — курьер канцлера кланяется… как непривычно без юбок, как неудобно так сильно сгибать спину, а нужно же еще помнить об изяществе, и руку отвести чуть за спину — но пока плечо совершенно не чувствует, насколько именно… оказывается, временами мужчинам не очень-то удобно.

Дама коротко кивает. Она все еще недовольна, но юношеские проделки не заслуживают ни серьезного внимания, ни особого порицания… хотя, тем не менее, неуместны.

Не заметят… да что там в монастыре — эту «королеву» даже при дворе оставить можно и никто ничего не заподозрит. Они так меня и видят, они это обо мне и думают. Кукла, марионетка, с приличиями вместо веревочек.

— Вам пора… — Мэри Сетон немного напугана, но старательно прячет страх. — Господин граф ждет вас. — Голос чуть дрожит. — Храни вас Господь…

— Пожелай мне удачи, Мэри! — смеется юноша-курьер. — Мы скоро увидимся. Дома!

— Удачи вам…

— И удачи вам всем! Я не забуду.

Иногда Марии казалось, что мир вокруг слишком велик. И все время, что она зря гордилась ростом и статью. Если бы она была похожа… на Карлотту Лезиньян, то и болело бы меньше: меньше чему было бы болеть. Если бы кто-нибудь в этот год траура сказал ей, что верховой езды может быть слишком много — не поверила бы. А ведь они наверняка едут медленно. Медленней, чем должны бы. Медленней, чем мог бы молодой Гордон. А еще она не знала, что бывает столько света, и травы, и воздуха, и дороги… можно столько всего, чего никогда даже не хотела, потому что не знала, что бывает. И безумно интересно — как оно там, там за проливом, где все принадлежит ей.