Это, с изумлением понял Гуго, северянина так из армии выгнали. И даже вызвали заодно, после конца кампании. И с самого начала о том де Рубо и говорил… а я один не понял, де Фаржо куда раньше догадался.

Господи, в тысячный раз подумал де Жилли, ну за что, за что мне это все?

Со дня приезда ромского посольства прошел ровно месяц. По сему поводу Мигель де Корелла пребывал в раздражении. Уже не в тихом, как пару недель назад. Во вполне явном. Попадись ему сейчас кто угодно из аурелианских придворных, хотя бы и господин коннетабль, приятнейший человек — не повезло бы и коннетаблю. Месяц бесплодного сидения. Месяц! Малых приемов — десяток. Больших приемов — три. Охот — две. Военных советов — ни одного. Зачем приехали? Охотиться и с дамами отплясывать? Этого добра и в Роме хватает, незачем ехать в Аурелию.

И, между прочим, в Роме и охота получше будет. Там селезней бьют юнцы, а не особы королевской крови. Да и охотник из Его Величества Людовика VIII неважный. Стреляет хорошо, метко — верный глаз, с охотничьим арбалетом управляется многим на зависть, собак понимает, словно они не лаем лают, а лично ему докладывают, как на совете, по-писаному… но нет в нем азарта, начисто нет. Выцелил — и доволен, а остальное, кажется, необязательно.

В этом они с герцогом Беневентским — как родные братья. Гарцевать на коне, скакать впереди прочих, выслеживать добычу, как собака — верхним чутьем, но стрелять… это пусть пажи развлекаются и прочие спутники. В седле король держится так, что слепому ясно: легенда о предке-кентавре не врет ни единым словом. Точно был там кентавр. Но селезни для короля не охота, как и для Чезаре. Медведи — другое дело, но где в окрестностях Орлеана медведи? Лет двести как всех повыбили. А на двухнедельную охоту на север король не собирается, к счастью. Его Светлость — воплощенное терпение, но тут, может статься, и терпения герцога не хватило бы.

И ни свадьбы, ни приготовлений — но вот на это сердиться трудно. Хотя тоже непонятно, чего здесь от посольства хотят. Еще немного — и Мигель поверит кардиналу делла Ровере, что против Его Светлости отчаянно интригуют враги и недоброжелатели. Поверим — обнаружим. И воспрепятствуем. Но, кажется, кардинал выдумывает. Хуже, что он свои выдумки записывает и отсылает в Рому Его Святейшеству. И не запретишь ведь… кардинал не в свите, кардинал сам по себе, на него управы у герцога нет.

А делла Ровере пишет. Неизвестно, что он пишет — его почту не проверишь, слишком большой скандал выйдет, если попадемся, а письма он выводит собственноручно, запечатывает и с личными гонцами отправляет. И хорошо, если Его Высокопреосвященство докладывает об интригах недоброжелателей. Хуже будет, если с его слов Папа сделает вывод, что все, происходящее в Аурелии — признак неуважения к его возлюбленному сыну. Александр VI человек разумный, но гордый и вспыльчивый. И за недостаток почтения к семейству Корво может отомстить. Войну с Аурелией не начнет, конечно, сил недостаточно, но — жди тогда неприятностей.

В общем, не так важно, что сочиняет делла Ровере, куда важнее, что Папа ответит герцогу.

Но тут поди пойми, то ли все происходящее — и впрямь утонченное злонамеренное издевательство, то ли попросту в Орлеане вместо двора — кабак. Прогорающий.

Где уже эти страшные интриганы и злоумышленники, кто они?

Ну, допустим, опасался Его Величество Людовик за свою западную границу. Но вот же, договор, альбийцы его сами принесли, сами сладкой сахарной пудрой посыпали — извольте откушать. Допустим, на севере тоже нехорошо — но там войск оставлено вдвое против обычного, на всякий случай. Эпидемия какая-то там гуляла, ну так не чума же, да и франконцев она тоже зашибла, да и на убыль пошла… А если на дворе теплеет, а количество заболевших — уменьшается, значит поветрию и правда конец. В чем же дело?

Они с Герарди начали раскидывать сеть, но ничего определенного она пока еще не принесла — а чтобы можно было строить что-то по крупицам… так времени мало прошло, не накопилось тех крупиц. Не меньше месяца нужно, чтобы просто начать на новом месте отличать обыденное от необычного… месяца! Нет у них этого месяца. По-хорошему, уже через две недели выступить надо, но какое там! Ни одной бумаги не подписали, с Толедо соглашения не обозначены, ни коня, ни воза. Только охоты, приемы и прочая ерунда.

И ведь по отдельности — на кого ни посмотри, все сплошь разумные люди. Его Величество Людовик — не чета предшественнику, не трус и не самодур, коннетабль де ла Валле — любо-дорого посмотреть, что за военный, и на словах уж точно стремится в бой, и даже герцог Ангулемский, хоть и глава местной каледонской партии, но дураком его не называл ни один недоброжелатель. Отчего же вместо простого и понятного дела получается такая канитель?.. Зла не хватает.

Так что, когда к Мигелю во дворе подошел Джанджордано Орсини, зеленый как весенняя травка, доброго отношения на него уже не осталось ни капли. Вежливости тоже не нашлось. Время суток к тому не располагало: три часа как солнце встало, а в отличие от него, капитан вечером не ложился, и даже не садился.

— Что вам угодно?

— Мне, — проблеял Джанджордано, хлопая глазами. — Нужно переговорить с Его Светлостью. Дело не терпит отлагательства.

Гляди-ка, удивился капитан, видимо, и впрямь не терпит — красавчик даже вспомнил, как строить фразы, если обращаешься по делу, а не с очередной ерундой. Куда только девалась вся развязная наглость, которой в сыне Паоло было в избытке, и наследственной, и своей собственной.

— В чем состоит дело? — прищурился он, сравнивая цвет лица Джанджордано с цветом шелковой рубахи. Рубаха, определенно, поярче. Зато у лица оттенок темнее, и очень хорошо это заметно, когда красавчик наклоняет голову.