– Да уж, – ответила Одри, глядя на небольшой ручеек, протекающий за домом матери. Предыдущие владельцы превратили эту лужайку с ручейком в маленький оазис, но с тех пор, как Одри купила дом для матери, никто им не занимался. Трава вымахала так, что доросла уже до мостков, на которых они с Гейл сидели.

– Не думаю, что ему когда-нибудь приходило в голову, что все эти скандалы плохо отражаются на детях, – говорила Гейл, словно сама была ни в чем не виновата. Насколько Одри знала, сестра устраивала скандалы гораздо чаще своего мужа. Одри уже и припомнить не могла, сколько раз Гейл жаловалась, что ей не нравятся женщины, с которыми встречается Дэнни, и не разрешала сыновьям и близко подходить к этим паршивкам, как она их называла.

Но сегодня утром Одри радовалась, что Гейл болтает без умолку, потому что мысли блуждали за миллион миль отсюда. Одри никак не могла смириться с тем, что ее вызвали домой, наврав, что речь идет о жизни и смерти, и все только для того, чтобы получить от нее десять тысяч долларов за посещение Алленом отделения неотложной помощи, причем, как оказалось, никакой острой необходимости в этом посещении не было.

Это уже просто чересчур, честное слово. Да она бы отдала им сто тысяч, если бы они в этом нуждались! Одри никак не могла смириться с другим – с тем, что они, похоже, ни в грош ее не ставили. Для них она была только чековой книжкой, и больше ничем. Где-то на дороге жизни она перестала быть сестрой и дочерью.

Одри проглотила слезы безысходности, глядя на плавающих в речушке рыбешек и слушая, как Гейл продолжает распинаться про Дэнни. Не хотелось признаваться и этом даже самой себе, но в последнее время, куда бы Одри ни пошла, ей казалось, что она везде чужая. Она никогда не чувствовала себя настолько одинокой, как в два последних месяца, и в этом заключалась особая ирония, потому что одной ей побыть не удавалось никогда. Но в глубине души она чувствовала невероятное одиночество, как будто где-то там, на дороге жизни, потеряла и саму себя.

Одри больше не знала, что для нее важно, не знала, чего хочет и что может сделать ее счастливой.

Единственное светлое пятно в последние несколько недель – это Джек. И Одри тут же окутало теплом, стоило ей увидеть, что он спускается к ручью. Джек остановился у мостков, подбоченился и улыбнулся:

– Здесь хоть когда-нибудь что-нибудь водилось?

– Только змеи, – ответила Гейл. – Иди к нам, сладенький, и мы не дадим тебя в обиду.

Джек фыркнул, и этот негромкий звук показался Одри таким знакомым, что ей захотелось кинуться к нему в объятия, уткнуться лицом в его плечо и спрятаться от всего мира.

Вместо этого она сделала кое-что – спустила ноги с мостков и спрыгнула на берег. Замечательно!

– Эй, ты куда? – воскликнула Гейл и посмотрела на сестру снизу вверх. Одри почувствовала, что Джек взял ее за руку, и позволила себе прислониться к нему, напитаться его силой.

– Не знаю, – сказала она. – Может, повидаться с папой.

– О Боже! – произнесла Гейл, театрально возводя глаза к небу. – Ты помнишь Хейли Грант?

– Конечно. Хорошенькая блондинка. У нее было все, чего не хватало мне.

– Ну, так папа с ней сейчас встречается.

Джек сильнее сжал руку Одри, но не шевельнулся. Он просто стоял рядом, пока та пыталась переварить услышанное.

– Хейли Грант на год младше меня! – потрясенно воскликнула она.

– Поэтому я тебя и предупреждаю, – весело хмыкнула Гейл. – Скажи маме, что я повезла мальчиков в воскресную школу, ладно? – добавила она, прикуривая следующую сигарету. – А если увидишь Аллена, передай ему, чтобы прекратил таскать у меня курево! Елки, я буду так рада, когда он отсюда уедет!

Одри передала матери слова Гейл. Миссис Лару убиралась в кухне и только пробурчала что-то себе под нос. Аллена Одри не увидела, а когда спросила, мать ответила, что он ушел в город.

Через полчаса, пройдя сквозь строй журналистов Редхилла (группа телевизионщиков Форт-Уэрта, местная газета, выходившая раз в две недели, и радио) и ответив на несколько довольно доброжелательных вопросов («Мой брат здоров. Турне проходит хорошо»), Одри и Джек уже стояли перед кошмарным особняком стоимостью в миллион долларов, построенным ее отцом, и любовались половиной автомобиля, необъяснимым образом оказавшейся на парадной лужайке.

– Похоже, это «родстер», – заметил Джек, внимательно разглядывая останки.

– Но это только половина машины! – возразила Одри.

– Это хорошая половина, – отозвался Джек. – И двигатель на месте.

– Какой смысл в двигателе без машины? – поинтересовалась Одри.

– Девочка моя! – зарокотал от входной двери голос отца.

Он быстро шел по лужайке, а следом за ним поспешала Хейли Грант. В отличие от мамы, с возрастом словно бы усыхавшей, отец выглядел здоровым, был в прекрасной форме и казался моложе своих пятидесяти пяти лет. Он был красивым мужчиной и знал это – свои любовные интрижки, думала Одри, он и сосчитать не в состоянии. Отец облапил Одри, стиснул ее в медвежьих объятиях, встряхнул несколько раз, как трясет резиновую игрушку собака, и снова поставил на ноги.