А в тачанке четверо: трое бородатых, но еще не старых, четвертый бритый, черноусый и, несмотря на цветущие годы, лысоватый. Глаза у него темные, цыганские, хмельные. Отчаянные, опасные глаза. Это и был Иван Шонин — председатель колхоза «Заря». Он с одним из бородатых расположился на заднем сиденье, и они вдвоем удерживали знамя, рвавшееся к сияющему небу. Одному бы нипочем не удержать.

Двое других сидели на передке, один управлял конями, другой взмахивал кнутом, не давая им передышки. Все четверо пели любимую шонинскую:

Пели строго, согласно, как в церкви.

Тут на крыльце показался Крутилин, вид у него был настороженный и решительный. Шонин горделиво двинулся навстречу, а за ним, поджав губы, посапывая в бороды и подпирая своего вожака плечами, как перед дракой, двинулись его спутники.

«Как в бой идут», — подумал Роман и решил пока что не вмешиваться.

Ни один из колхозников, хозяев стана, не тронулся с места, будто и не заметили парада, который устроил Шонин.

Спускаясь с крыльца, Крутилин протянул руку:

— Здорово, сосед, — проговорил он, но не особенно приветливо. — С чем приехал?

— Карты козыри покажут.

— В открытую или побережешь?

— От друга ничего береженого у меня нет, — играя веселыми глазами, заверил Шонин. Помедлив с минуту, он, пока еще без азарта, выкрикнул: — Срок всей посевной десять дней!

Колхозники насторожились. Десять дней, если даже весна пойдет дружная, срок строгий. Крутилин сощурил глаза, и на его бурых от солнца и ветра щеках, как на подсыхающих степных буграх, появился седоватый налет.

— Крепко! — от всего сердца похвалил он. — Наши сроки подлиннее. За пятнадцать дней управимся. Зато полсотни гектар сверх плана сделаем.

Шонин тоже от всего сердца и уважительно похвалил:

— Крепко. Вызов принимаем. На полсотню согласны. А когда у вас намечается выступление?

— Начнем, как только земля позволит. По весне глядя.

— Ага. Понятно. На бога, значит, уповаете. По божественным планам…

Его спутники, как по команде, рассмеялись, но, видать, не оттого, что смешно, а так у них спланировано: при случае высмеять Крутилина. Такой случай подошел. Посмеялись. А один из них сказал:

— Директиву из небесной канцелярии дожидаться станете?

Не обратив на это никакого внимания, Крутилин твердо сказал:

— Штуки эти нам известны. Сеять начнем, как земля провянет.

— Штуки! — торжествующе воскликнул Шонин. — Не те слова говоришь. Мы не можем ждать природных милостей. С ней, с природой этой, бороться надо насмерть. Задумали мы дело рисковое, да трусы в карты не играют. А весну мы обманем. Сеять начнем, как только сойдет снег.

— В грязь?

— Сей в грязь — будешь князь!

— С лукошком?

— Обязательно! Пока вы соберетесь, мы уж половину засеем.

— Дедовский способ.

— Был дедовский, станет передовой.

— Все может быть, — проговорил Крутилин, — а только думается мне, что старый способ не станет передовым.

— Это как сказать.

Сунув руку в карман с таким видом, будто там у него запрятан тот главный козырь, которым он намеревался сразить своего противника, Шонин горделиво усмехнулся.

— Вот! — строго выкрикнул он, выхватывая плотно сложенную газету. — Если еще до вас не дошло, то вот вам от нас подарок.

Шонин — изворотливый, удачливый — почитал землю, как богатого, но прижимистого отца, сорвать с которого что-нибудь — дело нелегкое. Тут надо очень постараться и без обмана не обойтись. И он старался, не разбираясь в средствах, все они были для него хороши, особенно если начальство одобряло.

Поэтому он первым в районе ухватился за сверхранний сев, хотя понимал, что способ этот ничего хорошего колхозу не даст. Но его предложил сам секретарь обкома как действенное средство против засухи и суховеев. Газета, в которой все это напечатано, провозгласила лозунг, очень похожий на русскую пословицу: «Сей в грязь — будешь князь». Только похожий, потому что не было здесь ни народной мудрости, ни мужицкого трудного опыта. Это было чисто канцелярское измышление, к которому сейчас же примкнули подхалимы и научно все обосновали. Появились даже статьи, пропагандирующие новый метод, подписанные известными учеными. Дрогнули и не такие, как Шонин.

По всей засушливой области началась подготовка к сверхраннему севу в грязь.

Очень скоро сообразив, что к: чему, Шонин развернулся вовсю. Дело поставил широко, и людям несведущим могло показаться, что с хорошим хозяйственным размахом и расчетом. У него уже была создана из стариков бригада сеяльщиков. Сеяльщики с лукошками ходили по снегу, рассевали пока вместо зерна песок — тренировались. Примчались фотографы, и уже во всех газетах появился старик с бородой, отнесенной ветром к плечу, и с лукошком на шее.