Шрифт:
Из-за нее болела голова.
Фальшивка.
Тусклые, бесформенные одежды поверх шелка и кружева.
Она повела Квинна по тому пути, по которому водила всех остальных. Притворяясь чистой и застенчивой.
Все игра.
Он-то знал, чего она хочет на самом деле.
Иногда она не надевала лифчик. Он знал это. Он так много знал о ней.
Почему Квинн не раздевает ее?
Его член уперся в молнию на ширинке. Да, хотелось бы ему посмотреть, как Квинн раздевает чистую, милую Перис.
Хотя Квинн не даст ей того, что она получит, когда он, наконец-то, начнет действовать.
Бинокль задрожал в его руках, ему пришлось прижать локти к бокам, чтобы унять дрожь.
Снова целуются. Снова глядят друг на друга.
Член Квинна поди уже выпер из джинсов.
Он схватился за свой пах и застонал.
Женщины вроде нее хотят только одного, хотят, чтобы сильно, и долго, и всеми способами. И они любят боль. Тихони всегда наслаждаются болью.
Он сделает ей больно. И она запросит еще.
И человек с деньгами заплатит за это чудесное развлечение.
Она отстранилась от Квинна, наклонив голову таким образом, чтобы мужчина захотел запустить пальцы в ее волосы и тянуть, пока она не закричит.
Дразнящая сука.
– Скрути ей сиськи, Квинн, – пробормотал он. – Ты, идиот.
Когда придет время, он-то их скрутит. Искусает. Он сделает все, о чем мечтает чистая Перис. Она знала, что они будут вместе. Только не знала, как. И когда.
Комната была готова.
Все, что ему было нужно – и чего он хотел – было готово.
Сколько еще придется ждать?
У нее сладкий зад. Круглый, и сладкий, и белый, и просящий боли.
Он заставит себя подождать. Подразнит ее, как она дразнит его, – столько, сколько он захочет.
Дождь сыпал за воротник и стекал между лопатками.
Боль в голове сжигала.
Квинна тут не ждали.
Бух. Бух. Бух. Боль начала выворачивать желудок.
Она заплатит за это.
Все детали увиденного будут запомнены и повторены.
Сквозь боль возникла идея.
Это будет работать на них. Это даже упростит дело. Боже, как он сразу не понял. Все встанет на свои места, когда он расскажет денежному мешку, что у него на уме.
Бух. Бух. Бух. Его лицо исказилось от боли. Он прищурился в бинокль.
Они теперь сидели на подоконнике, рядышком. Мило.
Он всегда знал, что могут возникнуть некоторые сложности, когда забава окончится. Тела были долбаной помехой. Он снова засмеялся и потер пульсирующие виски. Немного удачи, и от тел будет избавляться кто-то другой.
Тобиас накрыл ее руку на подоконнике.
– Ты так же удивлена, как и я? – спросил он, глядя на нее.
– Больше, я думаю.
Что с ней случилось? Она была такой уравновешенной женщиной, не дающей воли капризам и причудам. Сколько же времени прошло с тех пор, как Майкл…
– Не хочешь ли кофе перед уходом?
Майкл был человеком, который лучше всего чувствовал себя в одиночестве.
– Ты все время говоришь, что мне надо идти, – мягко сказал Тобиас. Он поднес ее пальцы к губам и стал целовать их, не сводя с нее взгляда. – Я не хочу никуда уходить.
У нее что-то оборвалось внутри. Он засмеялся.
– Не смотри на меня с таким ужасом. Я совсем не собираюсь тащить тебя в постель… Пока.
Ее щеки запылали. Тобиас снова рассмеялся.
– Думаю, что никогда раньше этого не видел. Очаровательно. Здесь есть еще кто-нибудь, Перис?
Вопрос удивил ее.
– Нет, – сказала она, не подумав, что это звучит слишком уж прямолинейно. Она не прибавила больше нет.
– Хорошо.
– Послушай, я не думаю…
– Я думаю. Поразмысли и разреши мне помочь тебе.
Она моргнула. Он заставил ее забыть. Пока он держал ее в объятиях и целовал, она забыла о катастрофе, надвигающейся на большой скорости.
– Так как?
– Я… – Черт возьми, ей нужна была помощь. – Я подумаю.
Не могла ли Синтия преувеличивать? Или даже все выдумать? Она писательница, человек с воображением. Чувство вины опять захлестнуло ее, и Перис встала.
– Спасибо тебе за доброту.
Предательница.
– С тобой легко быть добрым. Мне хочется, чтобы ты добилась того, о чем мечтаешь.
Он не давил на нее. Он просто удивительно ее чувствовал – и она до сих пор до боли хотела его. Улыбнувшись, она встала.
– Надеюсь, ты тоже осуществишь свои мечты. Построишь колледж. Колледж твоего отца. Это твоя мечта, да?
– Это… – он медленно выдохнул. – Это мечта, ставшая необходимостью. Я рад, что ты понимаешь.
– Да. Я чувствую то же самое с моей работой.