Проведя в больнице два с половиной месяца с диагнозом "инфаркт миокарда", полковник Лисицын вышел на службу и в первый же день написал рапорт об увольнении из ФСБ по состоянию здоровья. Руководство удовлетворило его просьбу.

Прошло, наверное, уже с четверть минуты, как Марков зажмурился. Перед глазами плыли какие-то пятна – непонятно, то ли от света снаружи, то ли просто слишком сильно сжаты веки. Грома все не было, а потом он понял, что слышит приглушенный шлемофоном звук моторов.

Марков рискнул открыть глаза, и синева так ударила по ним, что потекли слезы, и он снова зажмурился. В этот момент в шлемофоне раздалось:

– Мамочка моя, это ж тысяча километров, не меньше!

С трудом проморгавшись, Марков посмотрел вниз через остекление штурманской кабины – и свистнул от удивления:

– Куда мы попали, Алексей Иванович?

Он мог бы и не спрашивать. Город, лежавший самое большое в трехстах метрах под самолетом, был обоим хорошо знаком, оба видели его с высоты неоднократно. По окраинам, конечно, поднялись новые здания, и телевышки этой в свое время не было, но исторический центр остался таким, как был, только выглядел так, как будто все эти храмы и крепостные башни построены совсем недавно. Похоже, реставраторы сильно потрудились над ним, но все равно спутать его с чем-либо было невозможно.

Это был Суздаль.

Конец второй части

Заместитель начальника Уральского территориального управления Корпуса государственной безопасности Конфедерации Независимых Государств Европы, Азии и Северной Африки (КНГ) капитан-командор Ли Си Цын сидел за столом в своем кабинете и рассматривал висящую перед ним объемную голографическую картинку. Правой рукой он чуть шевелил "мышку" компьютера, и над столом поворачивалось изображение древнего аэродинамического летательного аппарата: широкие крылья, шесть моторов с воздушными винтами, в задней части крылышки поменьше и высокий гребень, – кажется, такие в свое время назывались аэропланами.

Протянув левую руку к клавиатуре, командор щелкнул клавишами. Изображение стало поворачиваться с заметным замедлением, но четкость увеличилась. Стали видны пулеметные установки и пушки, створки бомболюка, и сквозь стекло кабины чуть проступил неясный силуэт: то ли какое-то внутреннее оборудование, то ли голова пилота.

Голограмма не давала представления о размерах аппарата. Командор еще раз щелкнул клавишами и вызвал рядом изображение тяжелого низкоорбитального модуля, стандартной сборочной единицы технологических и военных околоземных станций.

Модуль рядом с аэропланом не смотрелся, и командор почувствовал невольное уважение к древним людям, которые, не зная антигравитации, все-таки поднимали в воздух такие махины, побеждая силу тяжести тягой примитивных и ненадежных моторов, а не экранируя ее, как это делалось в двадцать пятом веке.

Полюбовавшись на аэроплан, командор отключил голографический проектор и вернулся к экрану, на который были выведены результаты сканирования памяти двух древних людей, прилетевших в двадцать пятый век на этом чудовищном аппарате. Здесь, собственно, были лишь выводы; полное содержимое человеческой памяти занимает несколько сот гигабайт дискового пространства. У биоробота – на порядок меньше, но все равно просматривать это вручную – занятие заведомо бесперспективное. Этим занимаются программы-анализаторы, они же и делают выводы – естественно, учитывая вопросы, которые задает пользователь.

Основной вывод сейчас был тот, что эти двое – не шпионы Атлантического Союза, а те самые Марков и Завадский, которые четыреста лет назад угнали самолет с аэродрома в Новокаменске и пытались на нем уйти от КГБ (тогда он назывался ФСБ). Они хотели прыгнуть на неделю вперед во времени, а потом лететь на Алтай. Но редкой силы грозовой разряд, какой бывает в одном случае из пяти-восьми миллионов, бросил их на четыре века вперед во времени и на тысячу километров к западу, и даже истребитель майора Млынского, атаковавшего их в воздухе, – на час с небольшим вперед.

С тех пор, как была изобретена технология сканирования (так называемые правозащитники говорят еще "потрошения") памяти, шпионаж в его классическом виде, с шифрами и явками, агентурой и резидентурой, стал занятием бессмысленным и небезопасным для страны, засылающей шпионов в другие государства. Допустим, выявляется утечка информации в каком-нибудь НИИ или КБ – стопроцентная проверка, и вот он, вражеский лазутчик. И не отвертится. Попутно из памяти обнаруженного агента можно вытянуть, с кем он работал, у того – следующее звено цепи, и так всю агентурную сеть. А уже из резидента – кое-что о забросившем его разведцентре. Так что думайте, коллеги, стоит ли рисковать…