«Чепуха какая! — возмутился Конан.— Мало я видел демонов? Да брат Зогара был стократ страшнее! Только вот куда подевался Тэн И и все остальные вместе с ним?»

И едва задал он себе этот вопрос, как сомнение закралось в душу. А ну как пикт оказался не прав, и паки способны вызвать из неведомых глубин, уходящих в подземный мир, такие создания, что и чернокнижник Пелиас, будь он жив, ни за что не справился бы? Да и что может знать мальчишка про обитателей вечной тьмы? Куда ему бороться с Великим Каноном, против которого бессильна черная магия Сета? Заклятие просто сломало волю Кулана, и теперь...

Конь надвигался, как гора, и демон в маске с глазами, горящими красными угольями, хохотал низким неслышным смехом. Конан не боялся опасности, он слишком часто оказывался с ней лицом к лицу, чтобы испугаться теперь. Он вынул меч и занял оборонительную позицию.

И тут нечто древнее, дремавшее доселе незаметно в глубинах разума, пробудилось внезапно и, сбросив оковы, вошло в сознание. Конан ощутил, как в нем просыпается дикое и темное начало, властное и лишь отдаленно ощущаемое прежде, звероподобное и неодолимое. Он перестал быть хозяином себе, словно голос крови тысяч и тысяч его предков взял, наконец, верх над тем, что мнит себя хозяином человека,— умом, опыт которого насчитывает жалкие несколько десятков лет.

Преграды рухнули, и в своей душе король почувствовал бездны минувших эпох, из которых поднималась сила, перед коей мчащийся навстречу демон казался слабой тенью. Вместо того чтобы бежать или обороняться, человек сделал шаг вперед и сей же миг почувствовал, как стремительно увеличивается.

Невообразимая фигура мужчины ростом под огненные облака, обнаженного, ярко-медного цвета, прикрытого лишь пятнистой шкурой, с огромным молотом в руках выросла перед черной колесницей. Конан остался там, где и стоял, но этот великан с растрепанной бородой, с косматыми волосами цвета догорающих углей, с тяжеленным каменным молотом в руках — это тоже был он, Конан Киммериец.

Взлетел молот, колесница не успела сбавить ход, и безмерная тяжесть гигантского оружия обрушилась на черного демона. Брызнул в стороны непроглядный мрак, как гнилой нарыв, рванулось к небесам багровое пламя, повалил черный жирный дым, и порождение магии паков пропало, только огненно-медный великан с молотом громоподобно и победно смеялся, уперев в бока руки, бугрившиеся чудовищными мышцами.

Но бой не закончился! Красное зарево исторгло еще одно страшилище. В черной лохматой шерсти, на могучих когтистых лапах, с пастью, разинутой от земли до неба, с красным жадным языком и огромными острыми клыками, которые тоже были черны, — огромный волк спешил из тьмы, и черный хвост его, как у всякого волка, был поджат. Утробное глухое рычание вырывалось из бездонной, как черный колодец во владениях Нергала, пасти хищника. Волк был намного больше великана с молотом, он был крупнее всех возможных тварей и демонов, и одолеть его силой, поглотить, могла только его мать — предначальная тьма.

Но Конан не отступал. И вот медно-красный гигант, которым он только что был, исчез, уступив место иному созданию. Из огненных недр выкатывалось туловище огромного змея. Чешуя его была того же огненно-медного цвета с нестерпимо блестящими золотыми прожилками. Небольшая — так казалось снизу — треугольная голова с раскрытой пастью, в которой трепетал узкий раздвоенный язык, с двумя загнутыми зубами поднялась к самым полыхающим тучам. Хлестнул, как бич, тяжелый хвост, и вот, свиваясь в кольца и катясь медленно вперед, огненная рептилия двинулась на волка.

Тот остановился пораженный. В красных глазах его, преисполненных жаждой убийства, вспыхнуло бешенство незнания. Прежде он убивал змей, но те были небольшими, пусть и ядовитыми. Бессильно извивались и шипели жалобно они под его лапами, а он рвал их на части, прежде чем они успевали пустить в ход свой яд.

Но Юхиббол знал о тварях телесных и бестелесных куда больше, чем маленький народ, загнанный под землю давным-давно, не помнивший ничего, кроме северных лесов, гор и болот.

Змей замер, устремив на волка взгляд бесстрастных немигающих глаз, а потом молниеносно ударил. Раздался жуткий предсмертный вой жертвы, взлетела клочьями шерсть, и вот медные кольца змеиного тела несокрушимыми обручами скрутили нечто черное, бесформенное и недвижное. Царь древнего, дочеловеческого мира выиграл бой.

На миг показалось, что безумная боль, не отпускавшая голову из-за непрерывного низкого рокота и барабанного ритма, боль, которая давила не только на мозг, но и на волю, стала отпускать. Красное зарево как будто побледнело, будто бы исчез нестерпимый жар, и вновь выступили из небытия каменные стены, но тут Великий Канон вытолкнул из своего чрева последнее чудовище, собрав все силы тех, кто его создал и кого он поработил.

То был Демон Глубин, Черный Огонь Смерти, о котором рассказывал Евсевий. Струящаяся жаром человекоподобная фигура с руками-крыльями, лапами гигантского дракона и скрывающимся и меняющимся нечеловеческим ликом-зевом.

Огненный змей сделал все, что мог, и исчез. Конан остался один. Нужен был огонь, но у киммерийца в руках оставался один-единственный факел, которого было явно недостаточно.

«Как же такое могло случиться? — подумал король.— Выходит, Канон направил на меня порождение небытия, Черный Огонь Смерти. Но Канон не может иметь над ним власти. Паки могут знать его, но не в силах им управлять! Да и демон на колеснице, и волк — лишь призраки, и я не устоял перед чарами. Хорошо, что хоть кто-то освободил мой разум от оков, и порождения моего бреда оказались ужаснее призраков Великого Канона. О, Кром! Я вел войну с привидениями при помощи привидений, как трусливый колдун! Довольно! Хватит с него и одного факела!»