Около одиннадцати часов дела и разговоры на «Ермаке» заканчивались, и все уходили в каюты, чтобы с рассветом вновь приняться за работу. Так текла жизнь на ледоколе в спокойные дни, в штормовую погоду приходилось жить и работать по-иному.

Между тем «Ермак», разрушая многолетние мощные торосы, шел дальше на север. Все, сколько-нибудь заслуживающее внимания, тщательно заносится адмиралом в дневник. Вот, например, запись от 28 июля: «Утром поймали акулу, что очень меня удивило. В таких широтах, в воде, температура которой ниже 0, я никак не ожидал встретить этого, по преимуществу, тропического хищника. На завтрак подали блюдо из акулы, которое было очень вкусно, также были вкусны и пирожки из нее. Много портило дело сознание, что это мясо акулы. Удивительная живучесть! Акула шевелилась, — когда из нее были удалены все внутренности и содрана шкура».

От времени до времени, когда «Ермак» вклинивался в торосистое поле и начиналась его борьба со льдом, Макаров отдавал распоряжение лейтенанту Шульцу, заведующему киносъемкой, принести аппарат. Начиналась съемка. «Кинематограф должен составлять принадлежность каждой ученой экспедиции, — говорил Макаров. — Он дает не только эффектную картину, но и материал для научного изучения движения ледокола во льду» [89] .

В дневнике Макарова есть запись о какой-то неведомой, не обозначенной ни на одной карте, земле, которую якобы видели с «Ермака» на широте 71°. «Общая радость при виде этой земли, — замечает Макаров, — была несказанная». Подойти к земле было невозможно, и спустя некоторое время возник даже вопрос: «Действительно видели ли мы землю? Думаю, что да, но поручиться за это невозможно».

Иногда «Ермак» делал остановку — «станцию». Члены экспедиции уходили на лед охотиться, производить различные наблюдения, совершать прогулки. Однажды вахтенный сообщил, что к самому борту подошли трое медведей — двое взрослых и один медвежонок. Разбудили охотников. Они погнались за медведями и ранили медвежонка, а потом убили и взрослых.

Макаров много пишет о медведях в своем дневнике, так как они часто встречались по пути «Ермака». Из этих записей видно его гуманное отношение к животным. Ему отвратительно убийство ради убийства, он удерживал ретивых стрелков от кровавых «упражнений». «К чему без нужды ранить безвредных обитателей ледяных полей, если невелики шансы убить и доставить животное на корабль?» — говорил он. Как-то за обедом Макаров порядком отчитал одного из любителей медвежьей охоты за то, что тот стрелял в убегавшего от него медведя.

— Стыдно-с, очень даже стыдно-с! — говорил он смущенному «победителю», — зверь от вас убегает, а вы посылаете ему вдогонку предательскую пулю… Это-с не охота, а убийство… Мы ведь не какие-нибудь промышленники-живодеры, которые этим живут, а люди науки, и нам напрасная смерть медведя никакой пользы не принесет. Вот если бы медведь на вас пошел, так я понимаю: по крайней мере риск, грудь с грудью, и с глазу на глаз!

Такой случай, когда медведь действительно пошел на человека и тот сразился с медведем почти вплотную, грудь с грудью, произошел на «Ермаке» через несколько же дней после сцены за столом. Человеком этим был сам Макаров.

Как-то один из бродивших вокруг ледокола медведей, решив познакомиться с кораблем, полез по трапу наверх. Тотчас же прибежали охотники с ружьями. Макаров находился на палубе. Не желая напрасной гибели животного, он приказал прогнать его мощной струей из брандспойта, стоявшего тут же. Но брандспойт не устрашил, повидимому, голодного зверя! Намерения его были очевидны. Пригнув голову и рыча, он прямо пошел на Макарова. Подпустив зверя на расстояние пяти шагов, Макаров вынул браунинг и хладнокровно уложил медведя меткой пулей в голову. Медведь весил свыше двадцати пудов, из него сделали чучело и поставили при входе в кают-компанию. Но об этом случае, рассказанном одним из участников экспедиции на ледоколе, Макаров в своем обширном труде «Ермак» во льдах» не упомянул.

Обычно, пока «Ермак» стоял у торосистого поля, инженер Цветков и лейтенант Ислямов спускались с корабля и тщательно изучали лед, его структуру, толщину и глубину.

Встречались мощные айсберги, высотою до восемнадцати метров. «Издали они казались настоящими островками», — замечает Макаров. Шульц и Ислямов обследовали их. Поверхность одного из айсбергов была сплошь покрыта валунами, причем некоторые камни были не менее метра в диаметре. Собрав целую минералогическую коллекцию и отколов кусок льда для исследования, моряки вернулись на корабль. «Откуда пришли все эти ледяные горы? — спрашивает Макаров, — со Шпицбергена, с Земли Франца-Иосифа или с той Земли, которую мы считаем, что видели?»

Наличие айсбергов наводит Макарова на новые размышления. Как пробраться на те острова, где рождаются эти ледяные горы, как увидеть их рождение и образование? Летом вокруг этих островов находится лед в разбитом состоянии. Ни на лыжах, ни на собаках не попадешь туда, зимою же путешествие еще более затруднительно. И сколько смелых, мужественных людей стремилось проникнуть в эти недоступные для человека дебри, сколько полегло здесь жизней, молодых и нужных! Нансен кажется сделал больше всех, но сколько еще волнующих, жгучих проблем впереди! Роберт Пири с исключительной настойчивостью, вот уже в который раз, стремится пробраться в сердце Арктики, и все неудачно.

Макаров снова возвращается к своей идее. Надо построить еще более мощный ледокол, который победит любые льды, пробьется к полюсу. Только с помощью этого средства науке раскроются тайны, разрешить которые она тщетно стремится столько времени. На ледоколе можно будет производить научные изыскания в специально оборудованных по последнему слову науки лабораториях. Если случится открыть новую землю, — к услугам геодезистов и астрономов самые точные инструменты. А что с корабля с успехом можно обследовать дно, хотя бы оно было на глубине нескольких тысяч метров, — хорошо показало настоящее плавание.