Шрифт:
Композиция 1
Ты здесь, мой друг? Прости,забыл проститься, но сон вчерашний иночь без сна сегодня… Ну, прости…Ах, сон! Бредовый, срамной сон…Перемешались измерения и времена, одно итоже пение кровавило эпохи. Гонгнотой красной пенил небеса. Окнораскрытое стояло в головах, я виделвсяк и жил всегда, повсюду. И мнил, чтоспали звери впопыхах и цирки сноввзрывались. Леса пугались тишины, икораблями плыли на восток и запад.Рушил кров свой, и в безднах техчадили тени деревень. Курки, мечиработали без брака.В стон рвалисьлица, на потеху, в клочья. Под ветром пали,в водопад стекая, тысячи кос русых.Векзолотой. Нет ни правительств, а нет их,нет слуг, все дело в повелениях,лишь в них сильнее хитрость грека.И чтоб было пусто им,рожающим нас слабыми здесь,на вафельной Земле. Услышит нас Зевес?!Он безразличен, он никакой – эфирный пилигрим.Я не ору. Мой мозг всегдау цели, загадка у руля и киль в воде.На берегу плоть и глаза. Ты от бездарностиотвык; лечение – начало. А… – город нашс младенчества. Твой мозг привык. Угаспыл тела и души, без лишней благодарностиорудовать в пыли или тиши. Дляненависти и любви ты судьбойопустошен. Владеешь временноюпарой слов. И, главное, шуткамипорой заставляешь себя плыть.Жаль,ты безногий, встал бы на колени, ротраскрыл и благодарные наморщил веки,изнемогая… Познание, великий нищий,не пригождается уродам. Их дом вестал—ки берегут.Вспомни. Впрочем. Нам и вспоминать ненужно. Видишь, и все тут. Голос говорлив.Ум ветх, если постоянен. Ум пропадает илигромоздится во вселенной. Но плач по мнегрудь теснит, и зеркало лоснится. В проливдуши войди, останься там черным килемлодки. Корабль под парусом, рабы в гребцах, дадети с женами на берегу; огромнаяфлотилия, – мы незаметно на войну пере —ключились, – от берега за горизонт умазаходит. Вселенная в сознание тебявлетит, ты помертвеешь, сердце курицей снесешь…Ты соглашаешься?… Больная вера. Жертва.Внутри? Ну что ты! Холодно и грустно.Комфорт, желания – вот грот души.… ты холоден, учен и неуемен к тем,кто женщина.Могучим духом хочешь отрезвитьподружку Антигону? Изволь, обольститьна время чью-нибудь породы Артемидиной.Вся паперть, площадь вся… Невесты,упыри… От скуки здесь все. Однообразиялжецы.Доверюсь, брошу в кружку… довериесвободным, рыбам и рабам нелишне.Сын кто, толпа гудит обычно, обычназелень и раскидисты садовые кустымаслин. Тому бы нового раба. Тотголоден. Тот нечеловечен. Оратор зычен,кричит хоть до утра. Но улицы пусты.Он знает, чем привлечь – кровавый Тодт.Нездешний бредоткрылся, и утихли неудовольствия.С небес спустились грозы и облака больные, высохшиеразместились на земле и камнях.… я разве что рассказываю простотак?! Без развлечений?! Смерть, жизнь ли,дух – одно единственное место,куда дойти иль тронуть там ни —чего нельзя и бесполезно.Случайно тело нам. Я говорят…Но видишь ли, Психея, в темном коридореприблудила меня, тебя, сама с собою.Пожалуйста, сам сон.И лучше ничего, чем кровь породы,стада не в собственность, и вера не рекою.1982, 2005 * * *
С помощницей свечой разжечь пора мне печи.Тепло невыносимо. Тени от предметов греют.Шерсть вздыбится до дна, растают плечи.На шторе перья в сладком мраке млеют, блеют.Я в комнате за желтой шторой умираю.В глаза ломится свет, а я совсем нагой.Я руки уронил, теперь их поднимаю.Когда бы были, подхватил рукой или ногой.Но что за диво, если я исчезну вновь.Что не поднял, пусть кот и мышь съедают.Над головою крутят мухи, сострадают.Так надоела изо рта сплошная вонь.Я лица погружу в кипящую золу под вечер,Налью гостям настоянный на серебре янтарь.Ребенок будет прыгать вам навстречу.Ещё живой я подымусь, склонюсь, как встарь.Потеря глаза, какая малость, я тени потерял.Скелет не помещался в теле, волнуясь, плачет.Я крылья начал раздавать, сам себе отдал.Жалеть не стали, плюнули под ноги плоти.1981, 2005 * * *
Две женщины ко мне в ночи пришли,две женщины.Поляна мне представилась в ночи,укрытая золой ночного света,и две фигуры в голубом стояли на краю поляны,из глаз торчали сломанные стрелы.У ног моих лежала странная природа.За гранью леса и землия жду, когда меня убить придут.1981, 2005* * *
И нежной кожи купола,и нежный колокол лица,слеза замерзшая листа —над ними облака.Глаза-слоны, как белые цветы,роняют слезы-лепестки,и падают они и капают.Гниют в земле печальные листки.Тая слепые лики, оба пели —немые, ломаные люди.Летая в небе, они хотелипонять линию лица и лепестка.И холодно вспомни о колыбели —огромную грудь, белое тело,детство свое в колыбели.Звезды пылают надменно и бело.1983, 2005 * * *
И ты горела болью или страхом,я целовал сухие губы для…Я умолял, просил: Не надо прахом,не надо, город, обсыпать её.Зима – потеха для природы. Толькопогоди… наш телефон… и я хочулечить твои сухие губы. Стонешь?Давай сейчас… Завтра позвони. Молчу.Смотри, у дома лес деревья кинул,но нежный дом чужой, не наш. Не здесьглаза больные эти дышат. Минулголос памяти, остались шум и месть.1983 Томление
Змея у женщины в спине,тень дерева провисла в небе,иглой лица пробью окно,а в комнате возникнет лебедь.Я слышу запах нежный плечи вижу брови черные и бабьи,и плечи бледные, их нежный цвет,и зад, как розовые губы рыбьи.Живот горячий и простой,рука упрятана в подсвечник,глаза холодные дугой,лицо, упрятанное в вечность.В перчатке рука оголенная вяла.Лежала.По рыбьи работали пальцы.Вяло.1982, 2005 * * *
Снег падал в этот вечер впопыхах,когда ушли мы от креста и гроба,нам пели в Гефсиманьевских садах,мы целовались на чужом пороге.Ты проклята лишь в собственных глазаха я люблю твое лицо ночное,от страха чистое, как легкий прах,в тебе я жду желание святое.Мой у нее на шее образок,а в руках голодная прохлада,я ее лишь целовал в висок,а хотел увидеть голым задом.Такая грудь напомнила нам чашу,мы пьем тебя и падаем на дно,конечно, небо звездное глядит в окно,конечно, я люблю, почти что плачу.Сегодня пахнет тишиной и болью,сегодня, кажется, я буду пьян,я душу вынимаю из подполья,но падает мой выпитый стакан.Сегодня ветер между сопок,сегодня на бульвары выйдешь ты одна,найду я на ладонях очертания креста,и в сердце болью нарастает рокот.Идут по колесу бульвара люди,у них нет страха перед божеством,давно забыты ангелы и судьбы,живут они под огненным крестом.Мы сядем в поезд длинный и зеленый,и тепловоз проглотит свечку зла,и мускул мой голодный и холеныйпотянется к огню, и мы сгорим дотла.И будет день, и море на песке,и флаги будут на морских просторах,в разбитом мы останемся стекле,настанет ночь в последних разговорах.Твое лицо, печальное как старость,над городом взметнется в пустоте,уснет твоя задушенная жалость,а я воскресну в зыбкой темноте.1993 * * *
На фоне тонких стен сидит усталая блондинка,и нет лица,и рот в воде,и пламень бьется на столе.Кривые зеркала в глазах,в них слезы под углом.Здесь всякий умирает;или вот так: здесь всякий не живет.1981, 2005* * *
И тотчас я присоединил волновод своего сердца к книге,которая лежала в плавнях библиотеки,и скрипел ее рот голодный,хватая пустые крылья времени,которое сидело на диване и стонало,переговариваясь с одним из последних поколений диванов.1981