— Эти внезапные появления уже становятся навязчивыми, — приветствовал вошедших Крэган Гипербореец, сопроводив слова изрядным зевком. — Чем вы недовольны на сей раз? Только не просите обернуть вспять подаренное вам заклинание — благодаря вашему одноглазому другу я не в состоянии этого сделать. Неужто вы так быстро опостылели друг другу? И это при твоих, Рени, талантах и незаурядных способностях?

— Что было в том кувшине? — перебила стигийка, стараясь держаться на расстоянии пары шагов от Беспалого. — Какую вещь получил от тебя Соти? Мальчик Соти, которого ты заставил умереть, чтобы сохранилась твоя тайна?

— Не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — гипербореец попытался развести руками, но не слишком преуспел. — Кто такой Соти? Что за кувшин? Зачем умереть? Ты решила теперь обвинять меня во всех неурядицах, случающихся в этом захолустном городке?

— Ты сам себя перехитрил, — тихо и отчетливо произнесла чародейка. — Неимоверное любопытство подвело тебя. Тебе так хотелось знать, подействует выисканное тобой неведомо где Разделение Душ, что ты напрочь забыл: тот, кого ты вернул к жизни, приобрел возможность говорить с ушедшими навсегда. Мальчик поведал нам о твоем замысле — пускай и после смерти. Так что было в кувшине? Это — твоя месть Хасти, верно?

Скучающее выражение лица Крэгана стало озадаченным, словно он обдумывал некую весьма занимательную мысль.

— Ах ты, проклятье, — пробормотал он. — Вот этого я не учел… Какая, впрочем, разница? Судя по вашим расспросам, мой подарок доставили по назначению.

— Что там было? — продолжала настаивать стигийка. Беспалый одарил ее широчайшей приязненной улыбкой:

— Не скажу, моя милая. Спроси у своего приятеля — если когда-нибудь встретишь его на Серых Равнинах. А умирать он будет долго… и болезненно… и, кстати, противоядия от моего маленького угощения нет… во всяком случае, мне оно неизвестно. Вы хотите спросить еще о чем-нибудь? Между прочим, Ренисенб, отчего твой друг все время молчит? Он что, думает, будто я его напрочь не замечаю? Почему бы ему не подойти ближе и не поделиться со мной теми новыми знаниями, которые он так незаслуженно приобрел? Я знавал многих людей, которые заплатили бы сколь угодно высокую цену за то, что досталось этому молодому человеку просто так. Что новенького ты увидел на Дорогах Мертвых, Грайтис Дарго? Не поведаешь ли мне и своей даме?

На протяжении разговора вольфгардской чародейки и колдуна из Круга Белой Руки ширриф и в самом деле держался поодаль, не упуская между тем ни единого слова. Теперь он сделал шаг, вступив в круг мутного света от принесенной гостями лампы. Должно быть, Крэган уловил в выражении его лица нечто скверное для себя, потому что сделал попытку плотнее втиснуться в каменную стену и предостерегающе поднял высохший указательный палец на правой руке. Длинный изогнутый ноготь походил то ли на жало скорпиона, то ли на коготь неведомого хищного животного.

— Ты так много интересовался Дорогами Мертвецов, колдун, — бесцветным голосом сказал ширриф, — что пришла тебе пора посмотреть на них самому. Надеюсь, Нергал подыщет для тебя яму позловоннее.

— Пришли убить меня? — ехидная улыбка сползла с лица гиперборейца, сменившись выражением едва ли не торжественным. — Властитель Серых Равнин примет меня с радостью! Вы же, посягнув на жизнь служителя Вечного Мрака, обречете себя на жуткое проклятие! Истинно говорю вам…

— Да заткнись же, — устало вздохнул Грайтис и придавил колдуна коленом, готовя кляп. Крэган рванулся было, но тут же затих и только прошипел злобно:

— Скованного зарежешь, храбрец?

— Нет, меч тебе дам и сойдемся в благородном поединке, — буднично отозвался Грайтис Дарго. — Довольно тебе землю поганить. Кланяйся своему Повелителю.

Крэган распахнул рот, готовясь заорать, но ширриф ловко вогнал туда кляп. Гипербореец забился, как рыба на берегу, оглушительно гремя цепями.

Грайтис выругался яростным шепотом, и рыбный нож с узким, до синевы источенным лезвием вошел под ребра колдуну из Халоги.

Некромант выгнулся дугой и завалился набок. Глаза его остекленели.

К ужасу Ренисенб, над мертвым телом возникло призрачное голубое свечение и собралось в подернутый искорками шар. Шар превратился в подобие оскаленного черепа, беззвучно пощелкал челюстями и растворился в воздухе, оставив после себя резкий прогорклый запах. В тот же миг массивное тело покойного Крэгана из Халоги начало усыхать, сморщиваться, опадать ворохом черно-золотых одежд и грудой желтых костей, подобных тем, какие находят иногда в древних захоронениях. О плиты пола звякнул нож, выпав из прорехи в черном одеянии, и тут же рассыпался горсткой ржавчины, оставив лишь истертую деревянную рукоять.

— Ловко, — хмыкнул ширриф, на которого смерть мага не произвела сильного впечатления. — Знаешь, Рени, я только сейчас полностью убедился, что мы поступили верно. Когда я его ударил… то, что мне открылось… Будто в яму со змеями заглянул. Эх, сразу бы… Что теперь? Прибрать надо?

— Забери его значок, — с усилием произнесла магичка, подавляя тошноту. — И сожжем… то, что осталось.

Трудностей с символом Белой Руки не возникло — потребовалось всего лишь отстегнуть застежку. Чародейка бросилась к своему мешку, достав из него бутыль с узким горлышком, тщательно обмотанным ветошью. Бутыль откупорили, из нее полилась вязкая черная жидкость, которой старательно пропитали одежду покойного гиперборейца. Приоткрыв окошко фонаря, магичка сунула внутрь пучок соломы и, когда тот занялся огнем, швырнула на останки Крэгана Беспалого.