Я сказал:

– Сейчас она успокоится. Подожди немного.

И это была чистая правда. Аманда совсем разошлась, и сменить ей подгузник в таком состоянии было крайне затруднительно. А брыкается она довольно сильно.

– Нет, она должна прекратить это. Прекрати!

Малышка закричала еще громче и попыталась вывернуться из рук Джулии. Одна из липких наклеек на подгузнике завернулась и слиплась, а потом и весь подгузник соскользнул на пол. Аманда перекатилась почти к самому краю стола. Джулия довольно грубо вернула ее на место. Девочка плакала и брыкалась изо всех сил.

– Проклятье, я сказала – прекрати! – крикнула Джулия и шлепнула малышку по ножке. Аманда от этого принялась кричать еще громче и брыкаться еще сильнее. – Аманда! Прекрати! Прекрати немедленно! – Джулия снова ее шлепнула. – Прекрати! Пре-кра-ти!

Несколько мгновений я ничего не делал. Я застыл в оцепенении. Я просто не знал, что делать. Ножки Аманды покраснели. Джулия продолжала ее бить.

– Дорогая… – сказал я, наклоняясь к ребенку. – Не надо…

Джулия взорвалась окончательно.

– Да какого черта ты постоянно вмешиваешься?! – заорала она и ударила кулаком по пеленальному столику. – Какого черта ты вечно лезешь не в свои дела?

И она выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Я с облегчением вздохнул и взял малышку на руки. Аманда неудержимо плакала, и от растерянности, и от боли. Я подумал, что теперь, чтобы она снова заснула, без бутылочки не обойтись. Я поукачивал ее, и малышка немного успокоилась. Тогда я надел на нее свежий подгузник и пошел вместе с ней на кухню, чтобы подогреть бутылочку. В кухне было почти темно – светилась только флуоресцентная лампа над барной стойкой.

Джулия сидела за столом, пила пиво из банки и тупо смотрела в пространство.

– Когда ты собираешься устраиваться на работу? – спросила она.

– Я пытаюсь устроиться.

– Неужели? По-моему, ты вообще об этом не думаешь. Когда ты последний раз был на собеседовании?

– На прошлой неделе, – ответил я.

Джулия хмыкнула и сказала:

– Ты уж поторопись и найди работу поскорее. Потому что это сводит меня с ума.

Я проглотил раздражение.

– Я знаю. Нам всем сейчас тяжело, – сказал я. Было уже очень поздно, и мне больше не хотелось никаких ссор и скандалов. Но я краем глаза оглядел Джулию.

В свои тридцать шесть лет Джулия была потрясающе красивой женщиной. Маленькая и хрупкая, с темными волосами и карими глазами, с лихо вздернутым носиком и характером, который называют задорным или искрометным. В отличие от большинства технических работников высокого ранга, она была открытой и привлекательной. Джулия легко заводила друзей, любила и умела шутить. Много лет назад, когда у нас была только Николь, Джулия приходила с работы, загруженная чудовищным багажом разнообразных фобий, обуревавших ее партнеров-инвесторов. Мы часами просиживали за этим самым столом и хохотали до упаду. Маленькая Николь забиралась к ней на колени и спрашивала: «Мама, почему вы смеетесь? Почему вам смешно, мама?» – потому что ребенку тоже хотелось повеселиться вместе со всеми. Конечно же, мы никогда не объясняли ей, что нас так рассмешило, но у Джулии всегда находилась в запасе новая простая шутка для Николь, чтобы малышка тоже могла посмеяться вместе с нами. Джулия славилась своим хладнокровием. Она почти никогда не теряла самообладания.

Но сейчас, конечно, она была в бешенстве. На меня она даже не взглянула. Она сидела за круглым обеденным столом, закинув ногу на ногу и глядя в пространство, и нервно пинала ножку стола. Приглядевшись к Джулии, я заметил, что и внешне она сильно изменилась. Конечно, она и раньше время от времени худела – это неудивительно при такой напряженной работе. Но сейчас с ее лица совсем исчезли мягкость и округлость, скулы выступили сильнее, подбородок как будто заострился. Ее внешность стала более строгой, жесткой – и в каком-то смысле более эффектной.

Даже одеваться она стала по-другому. Сейчас на Джулии была темная юбка и белая блузка – вроде бы в нормальном деловом стиле. Но мне показалось, что блузка более облегающая, чем обычно. И, обратив внимание на звук, с которым она пинала стол, я заметил, что туфли у Джулии – на высоченных каблуках с металлическими набойками. А ведь она сама называла такие туфли «проститутскими». И никогда не надела бы подобную обувь на работу.

Только сейчас я понял, что Джулия во всем очень сильно изменилась. Изменились ее манеры, и внешность, и настроение, и вообще все… И в мгновенной вспышке озарения я вдруг догадался, в чем причина этих перемен. У моей жены появился любовник!

Вода на плите закипела. Я вынул бутылочку и потрогал ее, проверяя температуру. Бутылочка показалась мне слишком горячей, и я решил подождать пару минут, пока она не остынет. Малышка снова заплакала, и я стал укачивать ее, расхаживая по комнате.

Джулия так и не посмотрела в мою сторону. Она по-прежнему сидела, отстраненно глядя в никуда и покачивая ногой.

Я читал где-то про такой синдром. Когда муж не работает, его мужественность как бы уменьшается, жена перестает его уважать и находит кого-то на стороне. Я читал об этом то ли в «Гламуре», то ли в «Редбуке», то ли в каком-нибудь другом подобном журнале, которые всегда есть в доме. Обычно я просматриваю эти журналы, когда жду, пока стиральная машинка достирает белье или пока микроволновка разогреет гамбургер.