Конана подмывало сказать викарию, как неудачливому заказчику следует поступить с починенным изделием, но он сдержался.

— Я постараюсь, господин. Сейчас я перековываю чугунный узор для двери.

— Минуточку, почтенный Ниал. Поговорим у меня в кабинете, надо кое-что выяснить. Пожалуйста, идем со мной.

Пытаясь угадать, зачем бы это он понадобился жрецу, Конан вернулся за Харпагусом в притвор и вышел из храма через главную дверь. Молящиеся, как оказалось, еще не разошлись по домам: бритунийские стражи, скрестив алебарды, удерживали их на ступенях. Через городские ворота, заполняя улицы, входило большое овечье стадо, животные, теснясь, проходили перед храмом и сворачивали, скрываясь за западным крылом; их гнали двое пастухов в кожаных туниках, при пастухах была собака. Когда бритунийцы наконец подняли алебарды, викарий повел Конана вслед за стадом, к западному крылу. Стадо сгрудилось у двери в конце первого крыла на западной стороне. Эта дверь, подобно двери на противоположной стороне, была высокой и прочной.

Собака бегала с лаем вокруг стада, сгоняя животных в гурт, если они пытались разбрестись. Пастухи стояли опершись на посохи и ждали. Викарий протолкнулся меж овцами к двери. Он отодвинул засов, отпер замок ключом и отворил дверь. Отступив на шаг, он махнул пастухам, чтобы те вели стадо.

Под громкий лай собаки пастухи принялись загонять овец в зияющее отверстие. Когда овцы почти все уже вошли, собака вдруг отскочила назад, с вставшей дыбом шерстью и рыча, как если бы почуяла чужой, угрожающий запах. Пастухи толкали оставшихся овец при помощи увесистых посохов.

Харпагус затворил дверь, запер замок на ключ и опустил огромный засов. Спрятав ключ, он достал маленький кошель, который передал старшему пастуху. Пастухи поклонились, пробормотали на своем наречии слова благодарности и удалились, ведя за собой собаку.

— А теперь, господин Ниал, направимся в мой кабинет.

Не зная, как отговориться, Конан проследовал за Харпагусом в его кабинет. Харпагус сел за свой большой письменный стол и приказал:

— Взгляни на меня, Ниал!

Жрец поднял руку с перстнем, украшенным камнем огромной величины. Он пристально глядел в глаза Конану и то приближал, то удалял от его лица блистающий камень. При этом он монотонно приговаривал:

— Ты засыпаешь, засыпаешь, засыпаешь… Воля твоя спит… И ты правдиво расскажешь мне все, что я хочу о тебе знать.

Глаза жреца, казалось, стали нечеловечески огромными, очертания комнаты растаяли, и Конан стоял словно в густом тумане, не видя ничего, кроме этих огромных глаз.

Однако Конан вовремя припомнил уроки, которые получил от Кушада, слепого чародея из Султанапура. Сделав над собой могучее усилие, Конан отвел взгляд и сконцентрировал внимание на мысленном образе комнаты, где он сейчас находился, повторяя про себя: «Дважды три — шесть… Трижды три — девять…»

Понемногу туман рассеялся и вновь стали видны очертания кабинета. Конан молча смотрел на викария, который говорил:

— А теперь расскажи мне, Ниал, чего ты в действительности хотел, разгуливая по храму после службы, вместо того чтобы с народом отправиться домой?

— Мне попался камушек в ботинок, господин. А потом я подумал вдруг, что буду добросовестным кузнецом, если проверю, нет ли каких недостатков в металлических изделиях в храме.

Харпагус недоуменно нахмурился и повторил свой вопрос, на который Конан ответил то же самое.

— Ты поддался моему влиянию, — спросил викарий, — или притворяешься?

— Спрашивай что тебе угодно, господин, я расскажу всю правду.

— Глупейший вопрос, — пробормотал Харпагус, — но можно попробовать. Ответь мне, какие чувства ты испытываешь к танцовщице Рудабе и в каких ты с ней отношениях, — расскажи все, до мельчайших подробностей.

— Госпожа Рудабе — дочь женщины, у которой я столуюсь, — пояснил Конан. — Однажды я ужинал с ней вместе, когда она навещала мать, вот и все.

— А ты никогда не сопровождал ее, скажем, в гостиницу Бартейка в Кшесроне?

— Нет, господин, она сказала, что это запрещено правилами храма.

— О чем вы говорили с ней, когда ужинали вместе в доме ее матери?

— Обсуждали местные сплетни, я рассказывал о своих приключениях.

— Путался ли ты с публичной девкой?

— Нет, господин, я знаю, это запрещено.

Харпагус коснулся поверхности стола указательным пальцем.

— Хорошо, — сказал он. — А теперь я щелкну пальцами по столу, и ты проснешься, но забудешь весь наш разговор. И потом можешь идти.

Жрец щелкнул пальцами. Конан глубоко вздохнул, распрямил свои могучие плечи и спросил:

— Так о чем ты хотел спросить меня, почтенный викарий?

— Я позабыл, — раздраженно отозвался Харпагус. — Иди, работай.

Конан кивнул, повернулся и пошел к двери.

— Эльдок! — окликнул Харпагус.

Бритуниец, стоявший на страже у дверей викария, просунул голову в кабинет:

— Да, викарий?

— Покажи господину Ниалу, где находится выход. А ты, Ниал, — добавил он сурово, — не забывай, что мы не позволяем мирским людям блуждать по храму без сопровождения. Надеюсь, мне не придется еще раз напоминать тебе об этом.