Оказавшись в коридоре, Конан вытер концом рукава взмокший лоб и в ярости проскрежетал зубами. По крайней мере, он надеялся, викарий поверил, что гипнотическое влияние подействовало.

Придя вечером в дом Амитис, Конан вновь застал там Рудабе. Лето было в разгаре, темнело поздно, и после ужина они вышли в сад.

— Смотри не наступи на нашу капусту, — сказала Рудабе.

Нахваставшись своими приключениями, Конан спросил:

— Что за погибель обещает напустить на нас Верховный Жрец?

— Не знаю, — ответила девушка. — Внутренний круг хранит свои тайны.

— Похоже, он грозит чумой. Я знаю, можно насылать мор при помощи волшебства.

Рудабе пожала плечами:

— Узнаем, когда придет время.

— Случается, чародею не совладать с собственным творением, — размышлял Конан. — Все мы можем оказаться в числе жертв.

— Ты всегда можешь бежать.

— А ты?

Девушка вновь пожала плечами:

— Что будет, то будет. Йезуд мой родной город, я не странник, которому все равно, где жить.

— Но чума может опустошить весь город, и у тебя не останется ни родни, ни знакомых.

— Что ж, — пробормотала девушка, — такова, значит, моя судьба.

— Ох уж эти восточные суеверия! Почему бы тебе не бежать вместе со мной?

Девушка спокойно взглянула на него:

— Я все гадала, когда ты до этого дойдешь. Так вот, Ниал, знай, что я никогда не буду игрушкой в руках мужчины. Когда кончится срок моего служения, я выйду замуж за какого-нибудь пригожего паренька, буду вести хозяйство в его доме и растить детей.

Конан скорчил кислую мину:

— Такая же скука и в моей родной деревне. Я бы показал тебе настоящую жизнь.

— Не сомневаюсь, но быть подругой неприкаянного искателя приключений — не в моем вкусе.

— Откуда тебе знать, девочка, если ты никогда не странствовала.

— Если жизнь хозяйки дома покажется мне невыносимо скучной, я всегда смогу бежать с храбрецом вроде тебя. Но если я уйду сейчас с тобой, я никогда уже не смогу вернуться в Йезуд: жрецы скормят меня Зацу.

Конан воздел к небу руки:

— Митра да сохранит меня от умных женщин, которые планируют свою жизнь, как командир предстоящее сражение! Да ведь вся прелесть жизни состоит в том, что ты никогда не знаешь, что ждет тебя завтра и будешь ли ты вообще жив. И все же ты мне нравишься куда больше всех прочих женщин, хоть и остаешься холодна как лед.

— Ты мне тоже нравишься, Ниал, но не настолько, чтобы потерять голову. Конечно, если бы ты переменил образ жизни — осел на месте, как говорится, — но нет, я не должна давать опрометчивых обещаний. Пожалуйста, проводи меня обратно в храм.

Пожелав Рудабе доброй ночи, Конан вернулся к себе в кузницу. Не зная, куда девать себя от скуки, он спустился в Кшесрон, где в гостинице застал Парвеза за изучением карты Заморы.

— Мне кажется, наше предприятие, — заявил Конан, — должно осуществить извне, а не изнутри. Покои храма усиленно охраняются. — Он рассказал о своей попытке обследовать храмовые коридоры и о последующем допросе у Харпагуса. — И потому, — заключил он, — мне понадобится длинная прочная веревка, примерно в сорок — пятьдесят локтей. Ты не подскажешь, где такую достать?

— Нет, я не знаю, — ответил дипломат, — но возможно, наш хозяин ответит. Эй, Бартейк!

Бартейк сообщил им, что веревку можно купить в деревне Картой, расположенной в долине в двух лигах от Кшесрона.

— Хорошо, — сказал Конан. — Во сколько может нам обойтись пятьдесят локтей веревки?

Когда Бартейк, прикинув в уме, назвал им сумму, Конан протянул к Парвезу руку:

— Деньги на веревку, господин.

— Трудный же ты человек, — вздохнул дипломат, роясь в своем кошельке. — Но погоди.

Кисло взглянув на Конана, Парвез поднялся из-за стола и ушел.

Оставшись один, Конан оглядел залу. Вошел капитан Катигерн, и Конан приветствовал его кивком. Оба они заказали вина — дешевого, местного, потому что Конан не видел причины разоряться на киросское, если уж не с кем было сегодня разделять это изысканное удовольствие. И он, и Катигерн не потратили слишком много.

Хотя Конан пил больше, чем обычно, вино Бартейка не вызывало опьянения. Через час и он, и бритуниец были все еще трезвы, и Конану было скучно как никогда.