Шрифт:
– Знаю, говорить так – большая дерзость, но не кажется ли вам, что в моем доме вашей госпоже было бы лучше? Разумеется, положение, которое я занимаю в мире, слишком ничтожно, и все же…
Тем не менее он не терял надежды. «Мир так непостоянен. Что, если господин с Шестой линии решит наконец осуществить свое давнее желание?..»
В один из светлых дней Третьей луны в дом на Шестой линии приехали принц Хёбукё, Уэмон-но ками и многие другие. Скоро появился хозяин, и завязалась меж ними беседа.
– В последнее время в этом тихом жилище царит ужасная скука,– сетовал Гэндзи,– и нет средства ее рассеять. Я не имею никаких занятий ни при дворе, ни дома. Право, не знаю, чему посвятим мы нынешний день? Утром заходил Удайсё. Любопытно, куда он ушел? Неплохо было бы посмотреть на стрельбу из лука. Кажется, я видел с ним юношей, весьма преуспевших на этом поприще. Как жаль, что все они куда-то скрылись.
– Господин Удайсё, пригласив к себе друзей, изволит забавляться игрой в мяч,– сообщили Гэндзи, и он сказал:
– Весьма шумная забава, но по крайней мере не будет клонить ко сну. Эта игра требует большого умения. Что ж, позовите их сюда.
Он послал к Удайсё гонца, и молодые люди не заставили себя ждать. Многие из них принадлежали к самым знатным столичным семействам.
– Принесли ли мяч? – спрашивает Гэндзи.– А кто будет играть? И Удайсё называет имена собравшихся.
– Проходите же сюда! – зовет юношей Гэндзи, полагая, что трудно найти лучшее место для игры в мяч, чем восточная часть главного дома, опустевшая после того, как обитательница павильона Павлоний вместе с принцем вернулась во Дворец.
Подыскав красивую открытую площадку в том месте, где ручьи сливаются воедино, гости проходят туда. Все они хороши собой, но особенной миловидностью отличаются сыновья Великого министра: То-но бэн, Хёэ-но сукэ, Таю и прочие – как взрослые мужи, так и нежные отроки.
Скоро темнеет, но вечер такой тихий и безветренный, что даже Бэн, не выдержав, присоединяется к играющим.
– Вот видите, чиновник Государственного совета и тот не смог устоять перед искушением,– замечает Гэндзи.– Я понимаю, сколь высокое положение в мире занимают благородные мужи из Личной императорской охраны, но почему бы и вам не развлечься немного? В ваши дни я всегда досадовал, что мне приходится смотреть на игру только со стороны. Хотя, конечно, забава эта весьма грубая.
Удайсё и Уэмон-но ками, спустившись в сад, прогуливаются под прекрасными цветущими деревьями. Их изящные фигуры кажутся еще пленительнее в лучах вечернего солнца.
Игру в мяч не назовешь утонченной, скорее напротив, однако в столь изысканной обстановке и с такими игроками… Прекрасный сад тонет в вечерней дымке, на ветках деревьев раскрываются цветы нежнейших оттенков, кое-где пробивается молодая листва…
Любая, самая незначительная игра требует мастерства, и юноши не жалеют сил, стараясь превзойти друг друга. Впрочем, мало кому удается сравняться в ловкости с Уэмон-но ками, который шутки ради ненадолго присоединяется к играющим. Он очень хорош собой, изящен и во время игры старается держаться с достоинством, сообразным его званию, но, увлекшись, забывается, и разгоряченное лицо его становится особенно прелестным.
Вот игроки приближаются к вишням, растущим у лестницы, но до цветов ли им! Гэндзи и принц Хёбукё смотрят на них с галереи. С каждой новой игрой молодые люди обнаруживают все большее мастерство, и постепенно даже самые знатные забывают о приличной их званиям сдержанности и перестают обращать внимание на сбившиеся головные уборы. Удайсё тоже увлечен игрой куда больше, чем подобает человеку столь высокого ранга, трудно не залюбоваться юношеской гибкостью его движений, стройностью стана. На нем мягкое платье цвета «вишня», пузырящиеся концы шаровар подвернуты совсем немного, так что облик его не теряет значительности. Вот на платье Удайсё, словно снежинки, падают лепестки. Посмотрев вверх, он пленительно небрежным движением срывает с дерева надломленную игроками ветку и усаживается на ступени. Скоро к нему присоединяется Уэмон-но ками.
– Цветы опадают один за другим… О, если б ветер пролетал стороной (296, 297)… – говорит Уэмон-но ками, украдкой поглядывая туда, где расположены покои Третьей принцессы.
Там царит обычное оживление. Из-под штор видны разноцветные концы рукавов, изящные очертания женских фигур просвечивают сквозь занавеси, словно дары весенним богам – сквозь ткань дорожных мешков [31] . Переносные занавесы небрежно сдвинуты в сторону, мелькают бойкие служанки – словом, ничто не говорит о том, что здесь живет особа столь высокого звания.
31
…словно дары весенним богам… – В древней Японии было принято, отправляясь в путь, брать с собой приношения для местных богов, дабы те ограждали путников от бед и несчастий. Чаще всего в качестве приношений использовались так называемые «нуса» – узкие полоски разноцветной бумаги, прикрепленные к ритуальному жезлу. Приношения складывались в особые мешки, сшитые, как правило, из тонкой прозрачной ткани. Эпитет «весенние» введен в текст только потому, что действие происходит весной.
Вдруг из-за занавесей выбегает прелестная китайская кошечка, преследуемая другой, побольше До молодых людей доносятся испуганные женские восклицания, неясный шум, шелест платьев. За китайской кошечкой тянется длинный шкурок,– очевидно, она диковата. Еще мгновение – и, за что-то зацепившись, шнурок натягивается и приподнимает край занавеса. Теперь молодым людям видно все, что делается внутри, причем никто из дам не спешит исправить положение. Даже те, что сидят возле галереи, растерявшись, не двигаются с места.